Приход национал-социалистов к власти в Германии начала 1930-х годов стал неожиданностью для многих людей по всей Европе, и споры о причинах успеха нацистов продолжались еще долгие годы. Была широко известна точка зрения о том, что гитлеровская партия смогла победить, заручившись поддержкой алчных финансовых воротил, жаждущих нажиться на перевооружении страны. Также звучали предположения о том, что нацизм представляет собой характерно немецкое явление: средневековое варварство под тонким покровом цивилизованности, вновь проявившее себя в кризисный момент европейской истории.
Одним из наиболее оригинальных объяснений феномена национал-социализма стала теория, соединяющая марксизм и фрейдизм в контексте социальной психологии. Ее автором был Вильгельм Райх, австрийский психоаналитик, работавший в Вене, Берлине и Осло, карьера которого изобиловала блестящими успехами, громкими скандалами и сенсационными разоблачениями. На протяжении всей своей жизни Райх стремился объединить психоанализ Фрейда с классовым анализом Маркса, в итоге оформив их синтез в рамках оргономии – теории, предполагавшей исследование особой энергии, пронизывающей все живые организмы, и влияющей на широчайший спектр явлений, от полярного сияния до сексуального возбуждения. В конце жизни Райх превратился в эзотерика, одержимого теорией заговора и рекламировавшего «оргонные аккумуляторы», способные излечивать едва ли не все возможные болезни, включая рак и шизофрению.
Но в 1930-х до этого бесславного финала было далеко, Райх был молодым и ярким ученым, а его книга «Фашизм и психология масс» была достаточно влиятельна в Европе - и, несмотря на разбросанные там и сям ремарки о «Предвечной Космической Энергии» или «естественной рабочей демократии», она содержит немало любопытных наблюдений. Райх, например, задолго до выхода известной книги об «авторитарной личности» указал на связь семьи авторитарного типа с политическими структурами авторитарного государства. Он был также одним из первых, кто попытался (пусть не всегда удачно) исследовать символические аспекты фашистского мировоззрения, такие как роль свастики в пропаганде, или значение расовой чистоты для нацистов.
Одним из наиболее оригинальных объяснений феномена национал-социализма стала теория, соединяющая марксизм и фрейдизм в контексте социальной психологии. Ее автором был Вильгельм Райх, австрийский психоаналитик, работавший в Вене, Берлине и Осло, карьера которого изобиловала блестящими успехами, громкими скандалами и сенсационными разоблачениями. На протяжении всей своей жизни Райх стремился объединить психоанализ Фрейда с классовым анализом Маркса, в итоге оформив их синтез в рамках оргономии – теории, предполагавшей исследование особой энергии, пронизывающей все живые организмы, и влияющей на широчайший спектр явлений, от полярного сияния до сексуального возбуждения. В конце жизни Райх превратился в эзотерика, одержимого теорией заговора и рекламировавшего «оргонные аккумуляторы», способные излечивать едва ли не все возможные болезни, включая рак и шизофрению.
Но в 1930-х до этого бесславного финала было далеко, Райх был молодым и ярким ученым, а его книга «Фашизм и психология масс» была достаточно влиятельна в Европе - и, несмотря на разбросанные там и сям ремарки о «Предвечной Космической Энергии» или «естественной рабочей демократии», она содержит немало любопытных наблюдений. Райх, например, задолго до выхода известной книги об «авторитарной личности» указал на связь семьи авторитарного типа с политическими структурами авторитарного государства. Он был также одним из первых, кто попытался (пусть не всегда удачно) исследовать символические аспекты фашистского мировоззрения, такие как роль свастики в пропаганде, или значение расовой чистоты для нацистов.
В книге тринадцать глав, которые последовательно раскрывают ключевые тезисы Райха, связанные с объяснением триумфа нацизма в Германии. Райх вновь и вновь обращает внимание на то, что победа Гитлера сопровождалась «эмоциональной чумой»: спонтанными взрывами массового энтузиазма (даже экзальтации), восхищением широких слоев населения, готовностью дискриминировать любые меньшинства, обозначенные партией. Все это невозможно объяснить только через демагогические таланты отдельных лидеров или изощренные пропагандистские приемы – чтобы такого рода факторы сработали настолько эффективно, подчеркивает Райх, необходимо, чтобы они вошли в резонанс с более глубокими слоями психики, укорененными в массовом бессознательном. И главная тема книги заключается именно в том, чтобы исследовать влияние фашистского движения на психологию масс, и показать, как стал возможным столь масштабный взрыв иррационализма в общественной жизни.
В первых шести главах Райх подробно рассматривает различные аспекты того противоречия между идеологией и экономикой, которое особенно ярко проявилось в Германии после победы нацистской партии. Хотя захват власти тоталитарными силами очевидно сократил сферу личной свободы для общества (причем как для рабочих, так и для буржуазии), значительная часть населения не только добровольно проголосовала за отказ от свободы, но и продолжала поддерживать нацистский режим во всех его ключевых начинаниях, включая агрессивные авантюры во внешней политике. Иными словами, если исходить из того, что целью обывателей являются (экономическое) благополучие и (физическая) безопасность, люди в массе своей активно и последовательно действовали строго против своих жизненных интересов.
Райх показывает, что объяснить это противоречие можно, обратившись к анализу авторитарной семьи, которая представляет собой важнейший социальный институт, поддерживающий авторитарный режим в государстве. Именно в структуре семьи закладывается тот паттерн поведения и тот спектр эмоциональных реакций, который индивид во взрослом возрасте проявляет в общественной жизни. И ключевая черта авторитарной семьи – подавление сексуальности, вытеснение естественного сексуального любопытства в область бессознательного; у мужчин это вытеснение обычно конвертировано в агрессию, а у женщин в покорность. Нацисты смогли использовать этот скрытый психологический потенциал людей, воспитанных в авторитарных семьях, с помощью идеологии, основанной на культе единоличного лидера и подчеркивающей опасность неконтролируемой (женской) сексуальности: только непоколебимая воля вождя может остановить процесс расового разложения.
С точки зрения Райха, фашизм в этом смысле – не какая-то непостижимая сила безумия, охватившая немецкий народ, а напротив, международное явление, отнюдь не ограниченное только Германией или Италией. Все фашистские движения – это манифестация иррационализма, возникающего в массах из-за сексуальной репрессированности. И вполне логично, что одним из главных агентов реакции Райх считает христианскую церковь: идея воздержания и порочности секса, конечно, вполне комплементарна авторитарной системе, нацеленной на строгое соблюдение разного рода запретов для поддержания «морального здоровья нации».
В последующих семи главах Райх предлагает развернутую программу борьбы с реакционными тенденциями в общественном сознании. Он предлагает проект рабочей демократии как общественного строя, при котором господствует самоорганизация трудящихся, основанная на принципах «любви, труда и познания». Примечательно, что Райх при этом настойчиво отвергает понимание рабочей демократии как политического концепта – напротив, политика в его понимании есть полная противоположность рабоче-демократической системе. Там, где политика апеллирует к скрытым в массах иррациональным побуждениям и манипулирует страхами, рабочая демократия должна опираться на подлинно научное знание и рациональное обсуждение проблем общественной жизни.
Неудивительно, что общественный идеал, о котором говорит Райх, должен исключать политику как искусство борьбы за власть, будь то в рамках буржуазной демократии или любой формы диктатуры. Именно стремление политиков к власти, наряду с отсутствием научного мировоззрения у большинства из них, ведет к «эмоциональной инфекции», усугубляет социальные конфликты и международную напряженность. Альтернативой политике может стать только труд, основанный на высвобождении творческого потенциала масс, лишенных сексуальной тревожности и вследствие этого готовых принять на себя ответственность за собственное будущее. Фашизм, замечает Райх, совершенно верно указал на то, что массы неспособны к самоуправлению – это одна из причин успеха тоталитаризма. Ошибка и ложь фашизма, однако, заключаются в том, что эту неспособность масс к самоорганизации диктаторы провозглашают вечным свойством человеческой природы, и на этом основании требуют для себя неограниченной власти над людьми. Гитлер в этом смысле – идеальное воплощение политиканства, образцовый деятель расцвета массовой политики, нацеленной на завоевание власти с помощью иррационализма, дремлющего почти в каждом человеке.
Как следствие, война, развязанная международным фашизмом, для Райха представляет собой критический момент для выхода рабочей демократии на авансцену мировой истории: либо по итогам победы антифашистских сил будет осознана необходимость коренного реформирования всех общественных институтов, либо в будущем неизбежно сохранится потенциал к возобновлению мировых войн, грозящих гибелью миллионам людей.
Наиболее сильное впечатление производят даже не отдельные главы этой книги, а контраст различных ее компонентов. Там, где Райх занимается исследованием психологии народных масс, он часто бывает любопытен и прозорлив (но редко убедителен). При этом, вся тщательно проработанная схема, призванная объяснить победы фашизма в европейских странах, бледнеет в сравнении с вопиющей наивностью глав, предлагающих позитивную программу. В этих строчках легко просматривается человек, не имеющий сколь-нибудь внятного представления о политической сфере вообще, и политических идеологиях в частности (даже в контексте социальных наук того времени). По этой причине призыв Райха «долой политику!» выглядит как проявление той самой «эмоциональной инфекции», с которой он намерен покончить.
Зато на примере этой книги прекрасно виден фундаментальный недостаток утопического мышления. Райх видит все социальные проблемы как чисто технические, то есть имеющие четко определенное решение, которое можно найти при помощи бесстрастного анализа всех доступных факторов. Иными словами, в его представлении люди в принципе не имеют противоречивых интересов – если кто-то с кем-то не согласен, это либо признак ошибки в мышлении, либо работа недобросовестных политиканов, рвущихся к власти, и разжигающих конфликты в обществе. (Точно также он совершенно игнорирует тот факт, что сексуальность может быть не только гетеронормативной – что вдвойне поразительно, учитывая, чьим учеником он был)
Но самая масштабная ошибка Райха, пожалуй, в том, что он противопоставляет труд и политику – вслед за Марксом, еще одним своим великим предшественником, Райх убежден в бессилии (даже вредоносности) политики и ее неизбежном исчезновении в мире победившей рабочей демократии. Между тем, ход событий даже при жизни Райха показал ошибочность его прогнозов – разгром фашизма в Западной Европе привел не к очередным победам иррационального мировоззрения, а к оформлению наднациональной интеграции, призванной навсегда покончить с войной как формой политической борьбы. Но во главе объединения Европы стояли отнюдь не марксисты или психологи, а как раз презираемые Райхом политики и бюрократы, которые оказались способы мыслить вне рамок национальных государств.
Райх показывает, что объяснить это противоречие можно, обратившись к анализу авторитарной семьи, которая представляет собой важнейший социальный институт, поддерживающий авторитарный режим в государстве. Именно в структуре семьи закладывается тот паттерн поведения и тот спектр эмоциональных реакций, который индивид во взрослом возрасте проявляет в общественной жизни. И ключевая черта авторитарной семьи – подавление сексуальности, вытеснение естественного сексуального любопытства в область бессознательного; у мужчин это вытеснение обычно конвертировано в агрессию, а у женщин в покорность. Нацисты смогли использовать этот скрытый психологический потенциал людей, воспитанных в авторитарных семьях, с помощью идеологии, основанной на культе единоличного лидера и подчеркивающей опасность неконтролируемой (женской) сексуальности: только непоколебимая воля вождя может остановить процесс расового разложения.
С точки зрения Райха, фашизм в этом смысле – не какая-то непостижимая сила безумия, охватившая немецкий народ, а напротив, международное явление, отнюдь не ограниченное только Германией или Италией. Все фашистские движения – это манифестация иррационализма, возникающего в массах из-за сексуальной репрессированности. И вполне логично, что одним из главных агентов реакции Райх считает христианскую церковь: идея воздержания и порочности секса, конечно, вполне комплементарна авторитарной системе, нацеленной на строгое соблюдение разного рода запретов для поддержания «морального здоровья нации».
В последующих семи главах Райх предлагает развернутую программу борьбы с реакционными тенденциями в общественном сознании. Он предлагает проект рабочей демократии как общественного строя, при котором господствует самоорганизация трудящихся, основанная на принципах «любви, труда и познания». Примечательно, что Райх при этом настойчиво отвергает понимание рабочей демократии как политического концепта – напротив, политика в его понимании есть полная противоположность рабоче-демократической системе. Там, где политика апеллирует к скрытым в массах иррациональным побуждениям и манипулирует страхами, рабочая демократия должна опираться на подлинно научное знание и рациональное обсуждение проблем общественной жизни.
Неудивительно, что общественный идеал, о котором говорит Райх, должен исключать политику как искусство борьбы за власть, будь то в рамках буржуазной демократии или любой формы диктатуры. Именно стремление политиков к власти, наряду с отсутствием научного мировоззрения у большинства из них, ведет к «эмоциональной инфекции», усугубляет социальные конфликты и международную напряженность. Альтернативой политике может стать только труд, основанный на высвобождении творческого потенциала масс, лишенных сексуальной тревожности и вследствие этого готовых принять на себя ответственность за собственное будущее. Фашизм, замечает Райх, совершенно верно указал на то, что массы неспособны к самоуправлению – это одна из причин успеха тоталитаризма. Ошибка и ложь фашизма, однако, заключаются в том, что эту неспособность масс к самоорганизации диктаторы провозглашают вечным свойством человеческой природы, и на этом основании требуют для себя неограниченной власти над людьми. Гитлер в этом смысле – идеальное воплощение политиканства, образцовый деятель расцвета массовой политики, нацеленной на завоевание власти с помощью иррационализма, дремлющего почти в каждом человеке.
Как следствие, война, развязанная международным фашизмом, для Райха представляет собой критический момент для выхода рабочей демократии на авансцену мировой истории: либо по итогам победы антифашистских сил будет осознана необходимость коренного реформирования всех общественных институтов, либо в будущем неизбежно сохранится потенциал к возобновлению мировых войн, грозящих гибелью миллионам людей.
Наиболее сильное впечатление производят даже не отдельные главы этой книги, а контраст различных ее компонентов. Там, где Райх занимается исследованием психологии народных масс, он часто бывает любопытен и прозорлив (но редко убедителен). При этом, вся тщательно проработанная схема, призванная объяснить победы фашизма в европейских странах, бледнеет в сравнении с вопиющей наивностью глав, предлагающих позитивную программу. В этих строчках легко просматривается человек, не имеющий сколь-нибудь внятного представления о политической сфере вообще, и политических идеологиях в частности (даже в контексте социальных наук того времени). По этой причине призыв Райха «долой политику!» выглядит как проявление той самой «эмоциональной инфекции», с которой он намерен покончить.
Зато на примере этой книги прекрасно виден фундаментальный недостаток утопического мышления. Райх видит все социальные проблемы как чисто технические, то есть имеющие четко определенное решение, которое можно найти при помощи бесстрастного анализа всех доступных факторов. Иными словами, в его представлении люди в принципе не имеют противоречивых интересов – если кто-то с кем-то не согласен, это либо признак ошибки в мышлении, либо работа недобросовестных политиканов, рвущихся к власти, и разжигающих конфликты в обществе. (Точно также он совершенно игнорирует тот факт, что сексуальность может быть не только гетеронормативной – что вдвойне поразительно, учитывая, чьим учеником он был)
Но самая масштабная ошибка Райха, пожалуй, в том, что он противопоставляет труд и политику – вслед за Марксом, еще одним своим великим предшественником, Райх убежден в бессилии (даже вредоносности) политики и ее неизбежном исчезновении в мире победившей рабочей демократии. Между тем, ход событий даже при жизни Райха показал ошибочность его прогнозов – разгром фашизма в Западной Европе привел не к очередным победам иррационального мировоззрения, а к оформлению наднациональной интеграции, призванной навсегда покончить с войной как формой политической борьбы. Но во главе объединения Европы стояли отнюдь не марксисты или психологи, а как раз презираемые Райхом политики и бюрократы, которые оказались способы мыслить вне рамок национальных государств.
W. Reich. Die Massenpsychologie des Faschismus (1933)
