Счастливые эпохи, как заметил однажды Гегель, это «пустые страницы» всемирной истории, поскольку там, где господствует гармония, нет места для противоречий, направляющих движение народов и государств по пути прогресса. С этой точки зрения европейская история после 1945 года – не более чем скромное послесловие к грандиозной драме колониализма, революций и мировых войн. Все содержание развития Европы с окончанием Второй мировой войны может быть определено как постепенное расширение зоны мира и процветания на континенте.
Одной из важнейших предпосылок достижения этой постисторической гармонии была последовательная борьба европейских стран (будь они капиталистическими или социалистическими) за снижение экономического неравенства. Хотя страны Центральной и Восточной Европы отстают от стран Западной Европы по темпам социально-экономического развития, в глобальной исторической перспективе неравенство во Франции, Швеции, Хорватии или Румынии остается минимальным – при всех серьезных различиях национальных экономик. Успехи европейцев особенно заметны не только на фоне таких развивающихся стран как Индия или Китай, но и при сравнении даже с США, одной из наиболее экономически динамичных либеральных демократий.
Одной из важнейших предпосылок достижения этой постисторической гармонии была последовательная борьба европейских стран (будь они капиталистическими или социалистическими) за снижение экономического неравенства. Хотя страны Центральной и Восточной Европы отстают от стран Западной Европы по темпам социально-экономического развития, в глобальной исторической перспективе неравенство во Франции, Швеции, Хорватии или Румынии остается минимальным – при всех серьезных различиях национальных экономик. Успехи европейцев особенно заметны не только на фоне таких развивающихся стран как Индия или Китай, но и при сравнении даже с США, одной из наиболее экономически динамичных либеральных демократий.
Но эта борьба за равенство далеко не всегда велась мирными средствами вроде парламентских дебатов и экономических реформ. За каждой чистой страницей в европейской (да и мировой) истории скрывается сотня страниц, обагренных кровью тех, кто сражался против сословных привилегий во имя свободы и справедливости. Масштабное насилие неизменно сопровождало масштабное сокращение неравенства доходов – однако если так было в прошлом, должно ли так быть и сейчас? На этот вопрос отвечает книга «Великий уравнитель» австрийского историка Вальтера Шайделя, рассказывающая всемирную историю неравенства от каменного века до начала нашего столетия. Шайдель известен в профессиональной среде благодаря своим работам по исторической компаративистике, в которых он исследовал экономики древних империй (прежде всего Рима, Китая и Византии); «Великий уравнитель» в этом смысле представляет собой амбициозную попытку свести воедино все ключевые наблюдения и находки, встроив их в концептуальную хронику неравенства, охватывающую едва ли не всю известную историю человечества.
Книга состоит из семи частей: первая описывает историческую динамику развития неравенства вплоть до ХХ века. Части со второй по пятую исследуют один из фундаментальных факторов выравнивания: войну, эпидемии, революции и распад государств. В шестой части Шайдель рассматривает альтернативные факторы снижения неравенства, такие как законодательные изменения или экономические кризисы. Наконец, седьмая часть фокусируется на перспективах выравнивания в наступившем XXI столетии. Вся книга изобилует разнообразной статистикой, графиками, сравнительными таблицами и вообще цифрами: Шайдель дотошно сопоставляет разные общества, регионы и эпохи, прослеживая динамику неравенства на протяжении всемирной истории. Указывая, что неравенство в современном мире становится все более острой проблемой, Шайдель вновь и вновь подчеркивает, что нынешняя степень неравенства в широкой исторической перспективе выглядит отнюдь не гигантской, и более того – по масштабам последних нескольких столетий (не говоря уже о более ранних временах) неравенство остается сравнительно скромным. Значительная часть книг и статей о неравенстве касается жизни последних трех-четырех поколений, однако подобная оптика задает иллюзорное восприятие: именно в ХХ столетии произошла «Великая компрессия» - стремительное сокращение неравенства в развитых (и многих развивающихся) странах. Лишь в последние годы уровень неравенства вновь стал ощутимо расти, и все же богатство в 2010-х остается намного более рассредоточенным, чем в 1910-х.
Книга состоит из семи частей: первая описывает историческую динамику развития неравенства вплоть до ХХ века. Части со второй по пятую исследуют один из фундаментальных факторов выравнивания: войну, эпидемии, революции и распад государств. В шестой части Шайдель рассматривает альтернативные факторы снижения неравенства, такие как законодательные изменения или экономические кризисы. Наконец, седьмая часть фокусируется на перспективах выравнивания в наступившем XXI столетии. Вся книга изобилует разнообразной статистикой, графиками, сравнительными таблицами и вообще цифрами: Шайдель дотошно сопоставляет разные общества, регионы и эпохи, прослеживая динамику неравенства на протяжении всемирной истории. Указывая, что неравенство в современном мире становится все более острой проблемой, Шайдель вновь и вновь подчеркивает, что нынешняя степень неравенства в широкой исторической перспективе выглядит отнюдь не гигантской, и более того – по масштабам последних нескольких столетий (не говоря уже о более ранних временах) неравенство остается сравнительно скромным. Значительная часть книг и статей о неравенстве касается жизни последних трех-четырех поколений, однако подобная оптика задает иллюзорное восприятие: именно в ХХ столетии произошла «Великая компрессия» - стремительное сокращение неравенства в развитых (и многих развивающихся) странах. Лишь в последние годы уровень неравенства вновь стал ощутимо расти, и все же богатство в 2010-х остается намного более рассредоточенным, чем в 1910-х.
В то же время Шайдель далек от беспочвенного оптимизма. Один из ключевых тезисов книги обманчиво прост: на протяжении столетий важнейшим фактором выравнивания доходов становилось организованное насилие. Подобная мысль кажется банальной, но Шайдель на огромном и тщательно систематизированном историческом материале показывает, что речь идет прежде всего о военном и революционном насилии в промышленных масштабах, а не о любых военных конфликтах или периодических восстаниях. Иными словами, без тотальных войн и революционных переворотов ХХ столетия невозможно представить себе сколь-нибудь значимое и постоянное выравнивание доходов населения. Эпидемии и крах государств также внесли свою лепту в борьбу с неравенством, однако вклад революций и войн оказался куда более весомым, причем в нескольких отношениях. Во-первых, тотальные войны прошлого века, сотрясавшие Европу, привели к обеднению многих сегментов элит, а источники их богатств оказались либо физически разрушены, либо обесценились. Во-вторых, практически все развитые страны в течение ХХ столетия занимались – в разных формах и в разное время – фискальным перераспределением, наращивая налоговое давление на богатейшие слои населения, поскольку государствам требовались колоссальные финансовые ресурсы для военных целей. И в-третьих, правительства в ХХ веке не только активно облагали налогами самых богатых людей, но и перераспределяли доходы от элит к средним и беднейшим сегментам общества.
Шайдель тщательно отслеживает эти процессы на протяжении многих глав, описывая экономическую историю самых разных стран, от Японии и Китая до США и Германии через Россию и Камбоджу. Впрочем, после того как центральный тезис книги становится понятен, столь подробные экскурсы могут зачастую казаться избыточными, и утомлять обилием сухой статистики. Но в добросовестности Шайделю не откажешь: он тщательно исследует самые разные общества и эпохи, от Китая династии Тан до Римской империи, вновь и вновь подчеркивая: именно индустриальная эпоха с ее массовыми войнами радикально способствовала снижению неравенства, хотя ценой такого выравнивания были десятки миллионов человеческих жизней. В прошлом, конечно, элиты нередко теряли состояния в экономических кризисах, гибли в войнах и революциях – однако на общий уровень неравенства подобные события влияли чаще всего недолго и незначительно. Эпоха, начавшаяся с XVIII столетия, примечательна как раз тем, что тенденция к борьбе с неравенством постепенно становилась общей для все большего числа стран, как в Европе, так и за ее пределами.
Указанная тенденция к выравниванию проанализирована Шайделем с не меньшей скрупулезностью, чем революции, войны и пандемии. Он выделяет несколько категорий альтернатив насильственной борьбе с неравенством: это земельная реформа, фискальная реформа, экономические кризисы, демократизация, и, наконец, устойчивое социально-экономическое развитие. Но общий итог их рассмотрения все столь же бескомпромиссный: хотя перечисленные меры способны (порой серьезно) повлиять на уровень неравенства в обществе, чисто мирные методы искоренения неравенства не дают столь же мощного эффекта, как реальное или потенциальное насилие. Шайдель иллюстрирует этот тезис на примере Латинской Америки, региона, в котором издавна существовала высокая степень неравенства доходов, и где в течение ХХ столетия правительства разных стран проводили политику перераспределения, однако эффект этих мер оказался намного скромнее чем в европейских странах. Причина проста: Латинская Америка избежала массовых разрушений 1914-1945 гг., в то время как «прогрессивные фискальные системы Запада укоренены в двух мировых войнах». Конечно, уровень неравенства в латиноамериканских странах начала нашего века не столь вопиющий, как сто или двести лет назад, но «история Латинской Америки не дает почти ничего, что помогло бы усомниться в главенствующей роли насильственных потрясений для выравнивания».
Шайдель тщательно отслеживает эти процессы на протяжении многих глав, описывая экономическую историю самых разных стран, от Японии и Китая до США и Германии через Россию и Камбоджу. Впрочем, после того как центральный тезис книги становится понятен, столь подробные экскурсы могут зачастую казаться избыточными, и утомлять обилием сухой статистики. Но в добросовестности Шайделю не откажешь: он тщательно исследует самые разные общества и эпохи, от Китая династии Тан до Римской империи, вновь и вновь подчеркивая: именно индустриальная эпоха с ее массовыми войнами радикально способствовала снижению неравенства, хотя ценой такого выравнивания были десятки миллионов человеческих жизней. В прошлом, конечно, элиты нередко теряли состояния в экономических кризисах, гибли в войнах и революциях – однако на общий уровень неравенства подобные события влияли чаще всего недолго и незначительно. Эпоха, начавшаяся с XVIII столетия, примечательна как раз тем, что тенденция к борьбе с неравенством постепенно становилась общей для все большего числа стран, как в Европе, так и за ее пределами.
Указанная тенденция к выравниванию проанализирована Шайделем с не меньшей скрупулезностью, чем революции, войны и пандемии. Он выделяет несколько категорий альтернатив насильственной борьбе с неравенством: это земельная реформа, фискальная реформа, экономические кризисы, демократизация, и, наконец, устойчивое социально-экономическое развитие. Но общий итог их рассмотрения все столь же бескомпромиссный: хотя перечисленные меры способны (порой серьезно) повлиять на уровень неравенства в обществе, чисто мирные методы искоренения неравенства не дают столь же мощного эффекта, как реальное или потенциальное насилие. Шайдель иллюстрирует этот тезис на примере Латинской Америки, региона, в котором издавна существовала высокая степень неравенства доходов, и где в течение ХХ столетия правительства разных стран проводили политику перераспределения, однако эффект этих мер оказался намного скромнее чем в европейских странах. Причина проста: Латинская Америка избежала массовых разрушений 1914-1945 гг., в то время как «прогрессивные фискальные системы Запада укоренены в двух мировых войнах». Конечно, уровень неравенства в латиноамериканских странах начала нашего века не столь вопиющий, как сто или двести лет назад, но «история Латинской Америки не дает почти ничего, что помогло бы усомниться в главенствующей роли насильственных потрясений для выравнивания».
Однако самое любопытное в книге – не столько собранный в ней материал (хотя он, безусловно, впечатляет и дает немало пищи для размышлений), сколько те вопросы о восприятии неравенства, которые возникают при знакомстве с ним. Примечательно, что Шайдель, хоть и много говорит о важности проблемы неравенства в сегодняшнем мире, очень мало и вскользь говорит о том, почему неравенство вообще стало восприниматься как социально значимая проблема. Книга открывается рассуждениями о растущей пропасти между богатыми и бедными, но Шайдель – несмотря на богатейший исторический материал, собранный в книге – нигде всерьез не задается вопросом о том, чем, собственно плохо неравенство? Да, книга пестрит вполне резонными указаниями на то, что неравенство вредит экономике и подрывает социальную стабильность… но ведь, как отмечает Шайдель, «на протяжении тысячелетий государство не способствовало мирному выравниванию» и долгие столетия в мире процветали «империи неравенства», где жизнь бедняков не менялась из поколения в поколение. Иными словами, вплоть до недавнего времени огромное неравенство в доходах расценивалось многими людьми как естественное – хотя сейчас такое представление обычно кажется нелепым, если не диким.
Шайдель время от времени отмечает этот факт, но не придает ему должного значения. Ирония в том, что экономическая проблематика его книги великолепно подтверждает гегелевский тезис о том, что всемирная история направляется в первую очередь борьбой за признание, то есть внеэкономическим мотивом. Лишь после революционных взрывов 1789-1848 гг., когда по Европе начинает распространяться идея равенства перед законом, разрыв доходов богатых и бедных становится острейшей общественной проблемой. По мере демократизации равенство превращалось в основополагающую ценность для массового общества, а граждане все активнее требовали отмены всевозможных (в том числе налоговых) привилегий старой элиты. В подобной перспективе решающая роль насилия в выравнивании выглядит вполне логичной: чтобы добиться равенства, новым классам необходимо сломить сопротивление феодальной аристократии, и лишь после этого становится возможной политика перераспределения доходов.
Таким образом, хотя неравенство неизбежно возникает в любом обществе, только в современных государствах оформились достаточно гибкие и мирные способы регуляции неравенства, начиная от фискальной политики и заканчивая парламентским представительством. Эти механизмы несовершенны (и книга Шайделя отлично показывает всю их ограниченность), однако они позволяют по меньшей мере сдерживать темпы роста неравенства и защищать человеческое достоинство обычных граждан перед лицом элит. Европа в этом смысле подает достойный внимания пример. Процесс наднациональной интеграции, начавшись после 1945 г., привел к созданию сложной, но удивительно устойчивой инфраструктуры, сочетающей демократию, социальную защиту граждан и высокие темпы роста экономики. Даже ослабление эффекта «Великой компрессии» в начале 2010-х неспособно поколебать основы «социальной рыночной экономики» в Европейском Союзе, ставшей общепризнанным стандартом во всех странах-участницах. Книга Шайделя в этом смысле помогает понять, что даже наиболее прогрессивные и богатые общества неспособны искоренить неравенство – однако они способны его контролировать.
Шайдель время от времени отмечает этот факт, но не придает ему должного значения. Ирония в том, что экономическая проблематика его книги великолепно подтверждает гегелевский тезис о том, что всемирная история направляется в первую очередь борьбой за признание, то есть внеэкономическим мотивом. Лишь после революционных взрывов 1789-1848 гг., когда по Европе начинает распространяться идея равенства перед законом, разрыв доходов богатых и бедных становится острейшей общественной проблемой. По мере демократизации равенство превращалось в основополагающую ценность для массового общества, а граждане все активнее требовали отмены всевозможных (в том числе налоговых) привилегий старой элиты. В подобной перспективе решающая роль насилия в выравнивании выглядит вполне логичной: чтобы добиться равенства, новым классам необходимо сломить сопротивление феодальной аристократии, и лишь после этого становится возможной политика перераспределения доходов.
Таким образом, хотя неравенство неизбежно возникает в любом обществе, только в современных государствах оформились достаточно гибкие и мирные способы регуляции неравенства, начиная от фискальной политики и заканчивая парламентским представительством. Эти механизмы несовершенны (и книга Шайделя отлично показывает всю их ограниченность), однако они позволяют по меньшей мере сдерживать темпы роста неравенства и защищать человеческое достоинство обычных граждан перед лицом элит. Европа в этом смысле подает достойный внимания пример. Процесс наднациональной интеграции, начавшись после 1945 г., привел к созданию сложной, но удивительно устойчивой инфраструктуры, сочетающей демократию, социальную защиту граждан и высокие темпы роста экономики. Даже ослабление эффекта «Великой компрессии» в начале 2010-х неспособно поколебать основы «социальной рыночной экономики» в Европейском Союзе, ставшей общепризнанным стандартом во всех странах-участницах. Книга Шайделя в этом смысле помогает понять, что даже наиболее прогрессивные и богатые общества неспособны искоренить неравенство – однако они способны его контролировать.
