Милан Кундера как-то заметил в одном из самых известных своих эссе, что Центральная Европа отмечена печатью трагедии: этот регион состоит из стран, народы которых долгое время жили под имперским правлением, лишившись национальной независимости. Чехи, словаки, поляки, хорваты – все они столетиями были включены в состав гигантских континентальных империй, построенных по династическому принципу, и отнюдь не желавших уступать требованиям народного суверенитета. Правящей силой в этом регионе были, конечно, австрийские немцы (в меньшей степени – русские и османы), создатели и хранители габсбургской монархии, включавшей в себя почти все центральноевропейские территории.
Но был в этой монархии второй правящий народ, с которым приходилось считаться – венгры, потомки степных кочевников, пришедшие в Европу в самом конце IX века, и когда-то игравшие весьма значительную роль на землях вокруг Дуная, этой главной водной артерии региона. В отличие от России и Османской империи, основные владения которых располагались либо восточнее, либо южнее, центр тяжести венгерского королевства всегда располагался только в Центральной Европе, что со временем превратило их в главных – и удивительно последовательных – оппонентов Габсбургов, хотя эта борьба в итоге и закончилась хрупким компромиссом, недолгой интерлюдией перед общим крахом.
Но был в этой монархии второй правящий народ, с которым приходилось считаться – венгры, потомки степных кочевников, пришедшие в Европу в самом конце IX века, и когда-то игравшие весьма значительную роль на землях вокруг Дуная, этой главной водной артерии региона. В отличие от России и Османской империи, основные владения которых располагались либо восточнее, либо южнее, центр тяжести венгерского королевства всегда располагался только в Центральной Европе, что со временем превратило их в главных – и удивительно последовательных – оппонентов Габсбургов, хотя эта борьба в итоге и закончилась хрупким компромиссом, недолгой интерлюдией перед общим крахом.
В своей новой книге известный публицист Пауль Лендваи прослеживает основные вехи венгерской истории, вписывая национальный опыт в региональный контекст Центральной Европы, и весьма рельефно подчеркивая ключевые черты венгерского национального характера, связанные с историей этого очень своеобразного народа, пришедшего из азиатских степей, но нашедшего свой дом на европейских равнинах. Лендваи родился и вырос в Венгрии, но был вынужден бежать из страны после подавления антисоветского восстания в 1957-м, и осел в Вене, где приобрел известность как журналист и автор книг о европейской и венгерской истории. Этот человек, женатый на англичанке венгр с австрийскими и еврейскими корнями, выглядит живым воплощением идеи мадьярства как добровольно выбранного жизненного пути, а не просто биологической случайности, мистически связывающей каждого рожденного в Венгрии узами неумолимой судьбы.
Его книга – это масштабная панорама жизни венгерской нации в Европе, в которой выделен один, очень важный для венгров, мотив. Этот мотив – выживание. Как и многие другие народы Центральной Европы, венгры постоянно боялись исчезнуть как нация, будучи поглощенными какой-то всеобъемлющей внешней силой, будь то немцы, османы или русские. Этот страх исчезновения глубоко пропитал венгерское самовосприятие, в котором очень заметно переживание собственной изоляции, связанное с лингвистическими, религиозными и демографическими факторами. В отличие от чехов или поляков, венгры отделены от соседей своим невероятно сложным языком, наличием большого числа протестантских меньшинств в католической стране, а также травматическим опытом мусульманской оккупации. Тем не менее, они смогли выжить, и даже более того – стать вторым по значимости народом в многонациональной империи.
Его книга – это масштабная панорама жизни венгерской нации в Европе, в которой выделен один, очень важный для венгров, мотив. Этот мотив – выживание. Как и многие другие народы Центральной Европы, венгры постоянно боялись исчезнуть как нация, будучи поглощенными какой-то всеобъемлющей внешней силой, будь то немцы, османы или русские. Этот страх исчезновения глубоко пропитал венгерское самовосприятие, в котором очень заметно переживание собственной изоляции, связанное с лингвистическими, религиозными и демографическими факторами. В отличие от чехов или поляков, венгры отделены от соседей своим невероятно сложным языком, наличием большого числа протестантских меньшинств в католической стране, а также травматическим опытом мусульманской оккупации. Тем не менее, они смогли выжить, и даже более того – стать вторым по значимости народом в многонациональной империи.
В книге Лендваи 35 глав, в которых нашли свое место все ключевые события венгерской истории, от «обретения родины» в 890-х, до крушения коммунизма в конце 1980-х. Но основная ценность ее заключается не в перечислении или компоновке фактов, а в той перспективе, которая выбрана Лендваи для рассказа о венграх. По мере приближения к ХХ столетию плотность событий нарастает, и может показаться, что материал книги недостаточно хорошо сбалансирован – едва ли не половина глав посвящена истории последних двух столетий. Но такой подход оправдан в оптике выживания нации, принятой Лендваи: именно в это время венгры не только сталкиваются с тяжелыми испытаниями для своей независимости, но и проходят через процесс консолидации национального сознания. В более широких терминах, цель Лендваи – вписать венгров в историю Европы, учитывая тот факт, что во многих западноевропейских странах о событиях к востоку от немецких границ знают в лучшем случае по художественной литературе и паре-тройке страниц из учебника.
Поэтому общеизвестные повороты средневековой венгерской истории соседствуют у него с периферийными сюжетами о венгерских якобинцах, неоднократно рассказанные истории о катастрофе под Мохачем – с очерком о роли Венгрии в 1920-е гг. как главного возмутителя спокойствия в центральноевропейском регионе. Все это многообразие тем призвано подчеркнуть не только органичность венгерского присутствия в Европе, но и фантастические способности этого сравнительно небольшого народа к выживанию. В самом деле, оказавшись после XVI века разделенными натрое, находясь на грани исчезновения, венгры уже к XVIII столетию включились в состав габсбургской элиты, а в XIX столетии и вовсе добились паритета в управлении империей. При этом Лендваи постоянно повторяет: говоря о Венгрии до конца Первой мировой войны нельзя говорить о национальном государстве – в королевстве было множество меньшинств, в основном хорватов и румын, но также и евреев, а большинством венгры стали только после 1918 г., когда их страна сократилась после разгрома Центральных держав в мировой войне.
Поэтому общеизвестные повороты средневековой венгерской истории соседствуют у него с периферийными сюжетами о венгерских якобинцах, неоднократно рассказанные истории о катастрофе под Мохачем – с очерком о роли Венгрии в 1920-е гг. как главного возмутителя спокойствия в центральноевропейском регионе. Все это многообразие тем призвано подчеркнуть не только органичность венгерского присутствия в Европе, но и фантастические способности этого сравнительно небольшого народа к выживанию. В самом деле, оказавшись после XVI века разделенными натрое, находясь на грани исчезновения, венгры уже к XVIII столетию включились в состав габсбургской элиты, а в XIX столетии и вовсе добились паритета в управлении империей. При этом Лендваи постоянно повторяет: говоря о Венгрии до конца Первой мировой войны нельзя говорить о национальном государстве – в королевстве было множество меньшинств, в основном хорватов и румын, но также и евреев, а большинством венгры стали только после 1918 г., когда их страна сократилась после разгрома Центральных держав в мировой войне.
Еще один важный нюанс, касающийся венгерской истории, который подробно освещает Лендваи, заключается в том, что венгерский национализм, который принято считать одним из довольно жестких вариантов этнического, на самом деле содержал в себе значительный гражданский компонент, связанный, главным образом, с языком и добровольной лояльностью венгерской культуре. Шандор Петефи, равно как и Ференц Лист, два крупнейших венгерских деятеля культуры в XIX веке, происходили из смешанных семей, а Лист вообще до конца жизни не смог толком заговорить по-венгерски, хотя неизменно называл себя венгерским патриотом. Этот опыт нациестроительства особенно интересно сопоставить как с классическим французским примером, так и с опытом австрийцев и немцев, ближайших соседей венгров, избравших очень разные подходы к пониманию нации.
При столь широком охвате темы в книге на удивление немного бросающихся в глаза недостатков. Лендваи нередко повторяется, и любит использовать одни и те же обороты, однако эти мелкие стилистические шероховатости легко простить, и серьезного раздражения они не вызывают. Главная же цель книги – показать развитие венгерской нации в контексте европейской истории – никогда не упускается из виду, а многочисленные отступления от хронологического принципа (вроде главы о вымышленном советском друге Венгрии «капитане Гусеве»), равно как и разбор национальных мифов (типа популярной в XIX веке генеалогии, возводящей мадьяр к гуннам) лишь помогают лучше понять общее и особенное в формировании венгерского национального самосознания. Это исключительно яркая, местами захватывающая и масштабная история венгров, написанная – что символично – накануне вступления Венгрии в Европейский Союз, главного события в жизни страны со времен падения коммунизма.
При столь широком охвате темы в книге на удивление немного бросающихся в глаза недостатков. Лендваи нередко повторяется, и любит использовать одни и те же обороты, однако эти мелкие стилистические шероховатости легко простить, и серьезного раздражения они не вызывают. Главная же цель книги – показать развитие венгерской нации в контексте европейской истории – никогда не упускается из виду, а многочисленные отступления от хронологического принципа (вроде главы о вымышленном советском друге Венгрии «капитане Гусеве»), равно как и разбор национальных мифов (типа популярной в XIX веке генеалогии, возводящей мадьяр к гуннам) лишь помогают лучше понять общее и особенное в формировании венгерского национального самосознания. Это исключительно яркая, местами захватывающая и масштабная история венгров, написанная – что символично – накануне вступления Венгрии в Европейский Союз, главного события в жизни страны со времен падения коммунизма.
