то классическая работа по вопросам национализма, вышла впервые в 1960-м и с тех пор неоднократно переиздавалась, причем с заметными дополнениями. Хотя книга по объему очень небольшая (я бы даже сказал – крошечная), интересных мыслей в ней весьма и весьма много.
По композиции работа представляет собой набор эссе, связанных темой национализма; первые пять глав книги посвящены возникновению и формированию национализма как специфической идеологии, вошедшей в европейское мышление после Великой французской революции, последние же две главы сосредоточены на тех проблемах, которые вызвала к жизни политика национализма, прежде всего – в ХХ веке.
Что мне понравилось, так это подход, с помощью которого Кедури рассматривает столь многогранный феномен национализма. Этот подход – скорее философский и исторический, чем социологический или политологический. Надо сказать, что такой взгляд на проблему национализма выглядит достаточно оригинально (даже сейчас он вполне интересен, в 1960-е, полагаю, он был еще более интригующим), а в сочетании с очень хорошим языком, которым Кедури излагает свои мысли, его идеи еще более любопытны. В сущности почти вся его книга – это опыт интеллектуальной истории, точнее – исследование intellectual origins такого явления как национализм. В конце работы он дает яркие исторические иллюстрации к практической политике национализма, вспоминая о революционном хаосе в Восточной и Центральной Европе после Первой мировой войны, о деколонизации и появлении новых государств в Африке, о перекройке границ в самых разных регионах. Но самое интересное – как раз не эти зарисовки из истории ХХ века, хотя они никак книге не мешают. Самое интересное – то, как Кедури вскрывает родословную идей, ведущую от революционного взрыва 1789 года через немецких философов классического периода к современным политическим лидерам, взявшим на вооружение идею национального самоопределения.
Кедури почти (или даже совсем) не говорит о Жан-Жаке Руссо и его концепции общей воли, равно как и не стремится подробно рассматривать значение слова «нация» для тех, кто стоял во главе Французской революции; он дает краткий исторический экскурс в значение этого термина, но больше, намного больше, его заботит то, что произошло с идеей нации, когда она начала распространяться среди европейских интеллектуалов в результате влияния сначала революционной Франции, а затем – победоносных армий императора Наполеона. Кедури очень подробно рассматривает роль немецкой классической философии в становлении и развитии тех идей, которые составили базис национализма.
Особое внимание Кедури привлекает Иммануил Кант; хотя его идеи, как признает сам Кедури, отнюдь не были националистическими, в них содержались элементы, которые были использованы последователями Канта для оформления доктрины национализма. Кант рассматривал индивида как вещь в себе, способную на автономные действия. Поскольку человек обладал свободой воли, он обладал и способностью к нравственному совершенствованию. Условием же этого морального развития была автономия субъекта, то есть самостоятельность личности. В текстах Канта действительно есть многочисленные указания на то, что подлинно свободная личность должна быть автономна в вопросах морали, из чего в кантианской философии выводятся очень многие следствия, в том числе и политические. Кант писал, что правление народа, каждый представитель которого являлся бы гражданином, в принципе должно привести к прекращению войн и вообще снижению (если не исчезновению) насилия в международных отношениях. Таким образом, автономия как личности, так и сообщества личностей, реализующих свою свободную волю для общего блага, была ключевой предпосылкой мирного сосуществования людей в масштабах, по крайней мере, потенциально, всего человечества.
Здесь на сцене возникает Иоганн Готлиб Фихте, кантовский ученик, который очень много сделал для того, чтобы навести мосты между автономией индивида и автономией нации. Кедури, как и в случае с Кантом, очень подробно рассматривает философские идеи Фихте, помещая их в исторический контекст. Для него важно то, что Фихте был не просто последователем Канта: он был последователем, который посеял в сердцах немцев семена национализма и развил целый комплекс идей, призванных обеспечить немецкое национальное возрождение. Из этого комплекса стоит особо выделить три элемента. Во-первых, напоминает Кедури, когда Фихте писал свои «Письма к немецкой нации» этой немецкой нации (в том виде, в каком ее хотел видеть национализм) еще не существовало. Но в обстановке сокрушительного военного поражения и унизительной иностранной оккупации речи Фихте о величии немцев и необходимости их объединения звучали очень и очень убедительно, создавая в сознании людей то, что Бенедикт Андерсон назвал бы «воображаемым сообществом». Во-вторых, Фихте внес огромный вклад в теорию национализма, развивая в своих работах мысль о том, что языковые границы являются (или должны быть) также национальными. Отделение Саксонии от Пруссии – абсолютно искусственно, в то время как отделение Саксонии и Пруссии от Франции или Италии – абсолютно естественно. В-третьих, Фихте связал воедино национальный, языковой и политический вопросы, обосновав необходимость создания государства, в котором можно было бы собрать всех людей, говорящих на одном языке. Такое государство стало бы здоровым и долговечным образованием, основанным на вполне природном законе, согласно которому человечество естественным образом разделено на нации и каждая из них должна иметь собственные политические формы бытия, независимые от прочих наций. Кедури упоминает и других немецких (но не только, - например, он пишет про Джузеппе Мадзини) интеллектуалов XIX века, очень хорошо и ясно показывая, как в их философских и возвышенных речах проскальзывают нотки, которые в начале ХХ столетия сложатся в симфонию германского национального, а затем и расового превосходства. При этом он отнюдь не пытается обвинить философов и поэтов в том, что они-де породили две мировых войны, нацистов и Холокост; он неоднократно подчеркивает, что мало кто из рассматриваемых им авторов может быть оценен как шовинист или того хуже, расист – нет, трагедия для Кедури и состоит в том, что это были выдающиеся, в целом гуманистически настроенные люди, которые, однако, породили очень разрушительные идеи.
Воплощению этих идей посвящены последние главы книги, и здесь Кедури показывает, к чему привели практические действия тех, кто вдохновлялся идеями романтического национализма XIX века. Правда, Кедури не останавливается подробно на каком-то одном примере, его мысль скорее скользит по истории, чем вгрызается в нее, и он комментирует трагические события первой половины XX столетия, обращая внимание на то, сколько проблем создавало применение идеи национального самоопределения в Европе после распада трех империй на востоке континента. Здесь он склонен к пессимистической интонации: например, говорит о невозможности синтеза национализма и либерализма (что совершенно ошибочно, на мой взгляд), а также о том, что национализм по сути своей не склонен к компромиссам. Вообще, это как раз те вещи, с которыми очень хочется спорить, их довольно мало в книге, но они есть, и как только Кедури начинает устраняться от предложений по решению проблемы национализма или прогнозов о его развитии, испытываешь сожаление – тема очень интересная, но ему это все не нужно, о чем прямо сказано в одном из предисловий. Впрочем, есть еще интересное послесловие, написанное в 1984-м, где Кедури вкратце останавливается на некоторых современных (для того периода) работах, например, на книге Эрнста Геллнера, и подвергает их критике. Из текста в принципе понятно, что Кедури сомневается в универсальности национализма как явления, и скорее склонен считать его хоть и распространившимся по всему миру, но все-таки локально европейским (западным) феноменом, который вряд ли может быть эффективно использован в большинстве стран. Национализм для Кедури вообще скорее негативное явление, хотя и неизбежное, судя по его тону – по крайней мере, неизбежное на данном историческом этапе.
По композиции работа представляет собой набор эссе, связанных темой национализма; первые пять глав книги посвящены возникновению и формированию национализма как специфической идеологии, вошедшей в европейское мышление после Великой французской революции, последние же две главы сосредоточены на тех проблемах, которые вызвала к жизни политика национализма, прежде всего – в ХХ веке.
Что мне понравилось, так это подход, с помощью которого Кедури рассматривает столь многогранный феномен национализма. Этот подход – скорее философский и исторический, чем социологический или политологический. Надо сказать, что такой взгляд на проблему национализма выглядит достаточно оригинально (даже сейчас он вполне интересен, в 1960-е, полагаю, он был еще более интригующим), а в сочетании с очень хорошим языком, которым Кедури излагает свои мысли, его идеи еще более любопытны. В сущности почти вся его книга – это опыт интеллектуальной истории, точнее – исследование intellectual origins такого явления как национализм. В конце работы он дает яркие исторические иллюстрации к практической политике национализма, вспоминая о революционном хаосе в Восточной и Центральной Европе после Первой мировой войны, о деколонизации и появлении новых государств в Африке, о перекройке границ в самых разных регионах. Но самое интересное – как раз не эти зарисовки из истории ХХ века, хотя они никак книге не мешают. Самое интересное – то, как Кедури вскрывает родословную идей, ведущую от революционного взрыва 1789 года через немецких философов классического периода к современным политическим лидерам, взявшим на вооружение идею национального самоопределения.
Кедури почти (или даже совсем) не говорит о Жан-Жаке Руссо и его концепции общей воли, равно как и не стремится подробно рассматривать значение слова «нация» для тех, кто стоял во главе Французской революции; он дает краткий исторический экскурс в значение этого термина, но больше, намного больше, его заботит то, что произошло с идеей нации, когда она начала распространяться среди европейских интеллектуалов в результате влияния сначала революционной Франции, а затем – победоносных армий императора Наполеона. Кедури очень подробно рассматривает роль немецкой классической философии в становлении и развитии тех идей, которые составили базис национализма.
Особое внимание Кедури привлекает Иммануил Кант; хотя его идеи, как признает сам Кедури, отнюдь не были националистическими, в них содержались элементы, которые были использованы последователями Канта для оформления доктрины национализма. Кант рассматривал индивида как вещь в себе, способную на автономные действия. Поскольку человек обладал свободой воли, он обладал и способностью к нравственному совершенствованию. Условием же этого морального развития была автономия субъекта, то есть самостоятельность личности. В текстах Канта действительно есть многочисленные указания на то, что подлинно свободная личность должна быть автономна в вопросах морали, из чего в кантианской философии выводятся очень многие следствия, в том числе и политические. Кант писал, что правление народа, каждый представитель которого являлся бы гражданином, в принципе должно привести к прекращению войн и вообще снижению (если не исчезновению) насилия в международных отношениях. Таким образом, автономия как личности, так и сообщества личностей, реализующих свою свободную волю для общего блага, была ключевой предпосылкой мирного сосуществования людей в масштабах, по крайней мере, потенциально, всего человечества.
Здесь на сцене возникает Иоганн Готлиб Фихте, кантовский ученик, который очень много сделал для того, чтобы навести мосты между автономией индивида и автономией нации. Кедури, как и в случае с Кантом, очень подробно рассматривает философские идеи Фихте, помещая их в исторический контекст. Для него важно то, что Фихте был не просто последователем Канта: он был последователем, который посеял в сердцах немцев семена национализма и развил целый комплекс идей, призванных обеспечить немецкое национальное возрождение. Из этого комплекса стоит особо выделить три элемента. Во-первых, напоминает Кедури, когда Фихте писал свои «Письма к немецкой нации» этой немецкой нации (в том виде, в каком ее хотел видеть национализм) еще не существовало. Но в обстановке сокрушительного военного поражения и унизительной иностранной оккупации речи Фихте о величии немцев и необходимости их объединения звучали очень и очень убедительно, создавая в сознании людей то, что Бенедикт Андерсон назвал бы «воображаемым сообществом». Во-вторых, Фихте внес огромный вклад в теорию национализма, развивая в своих работах мысль о том, что языковые границы являются (или должны быть) также национальными. Отделение Саксонии от Пруссии – абсолютно искусственно, в то время как отделение Саксонии и Пруссии от Франции или Италии – абсолютно естественно. В-третьих, Фихте связал воедино национальный, языковой и политический вопросы, обосновав необходимость создания государства, в котором можно было бы собрать всех людей, говорящих на одном языке. Такое государство стало бы здоровым и долговечным образованием, основанным на вполне природном законе, согласно которому человечество естественным образом разделено на нации и каждая из них должна иметь собственные политические формы бытия, независимые от прочих наций. Кедури упоминает и других немецких (но не только, - например, он пишет про Джузеппе Мадзини) интеллектуалов XIX века, очень хорошо и ясно показывая, как в их философских и возвышенных речах проскальзывают нотки, которые в начале ХХ столетия сложатся в симфонию германского национального, а затем и расового превосходства. При этом он отнюдь не пытается обвинить философов и поэтов в том, что они-де породили две мировых войны, нацистов и Холокост; он неоднократно подчеркивает, что мало кто из рассматриваемых им авторов может быть оценен как шовинист или того хуже, расист – нет, трагедия для Кедури и состоит в том, что это были выдающиеся, в целом гуманистически настроенные люди, которые, однако, породили очень разрушительные идеи.
Воплощению этих идей посвящены последние главы книги, и здесь Кедури показывает, к чему привели практические действия тех, кто вдохновлялся идеями романтического национализма XIX века. Правда, Кедури не останавливается подробно на каком-то одном примере, его мысль скорее скользит по истории, чем вгрызается в нее, и он комментирует трагические события первой половины XX столетия, обращая внимание на то, сколько проблем создавало применение идеи национального самоопределения в Европе после распада трех империй на востоке континента. Здесь он склонен к пессимистической интонации: например, говорит о невозможности синтеза национализма и либерализма (что совершенно ошибочно, на мой взгляд), а также о том, что национализм по сути своей не склонен к компромиссам. Вообще, это как раз те вещи, с которыми очень хочется спорить, их довольно мало в книге, но они есть, и как только Кедури начинает устраняться от предложений по решению проблемы национализма или прогнозов о его развитии, испытываешь сожаление – тема очень интересная, но ему это все не нужно, о чем прямо сказано в одном из предисловий. Впрочем, есть еще интересное послесловие, написанное в 1984-м, где Кедури вкратце останавливается на некоторых современных (для того периода) работах, например, на книге Эрнста Геллнера, и подвергает их критике. Из текста в принципе понятно, что Кедури сомневается в универсальности национализма как явления, и скорее склонен считать его хоть и распространившимся по всему миру, но все-таки локально европейским (западным) феноменом, который вряд ли может быть эффективно использован в большинстве стран. Национализм для Кедури вообще скорее негативное явление, хотя и неизбежное, судя по его тону – по крайней мере, неизбежное на данном историческом этапе.
