Один из самых захватывающих сюжетов в истории постсоветской России – превращение геополитики из маргинальной теории в мейнстрим политической мысли. Если в 2000-е Кремль много говорил о «равном партнерстве» с Европой, то с начала 2010-х все чаще использовалась риторика, отсылающая к борьбе за «евразийское пространство» и защите «русского мира» от враждебного влияния Запада. Подобная оптика характерна именно для геополитической парадигмы: мировая политика — это арена схватки великих держав, интересы которых определяются необходимостью защищать границы своих сфер влияния – в первую очередь, с помощью военного потенциала.
В таком контексте вопрос о географии пограничных пространств становится одним из важнейших аспектов международных отношений. Неудивительно, что этот вопрос в рамках геополитики с наибольшей остротой был поставлен в Германии – стране, в начале прошлого века пережившей распад империи, а также отторжение целого ряда пограничных территорий. И наиболее вдумчивым исследователем проблематики границ был Карл Хаусхофер, важнейший автор немецкой школы геополитики. Пик его влияния пришелся на 1920-е годы, когда Хаусхофер стал приват-доцентом по политической географии в мюнхенском Университете Людвига Максимилиана, редактировал ежемесячный «Журнал геополитики» и регулярно выступал по радио с обзорами международного положения. Именно в это время выходит книга Хаусхофера, посвященная геополитике пограничных пространств. Эта небольшая по объему, но концептуально насыщенная работа – не только анализ пограничных территорий в геополитическом контексте, но и попытка обозначить рубежи Германии, необходимые для национального выживания.
В таком контексте вопрос о географии пограничных пространств становится одним из важнейших аспектов международных отношений. Неудивительно, что этот вопрос в рамках геополитики с наибольшей остротой был поставлен в Германии – стране, в начале прошлого века пережившей распад империи, а также отторжение целого ряда пограничных территорий. И наиболее вдумчивым исследователем проблематики границ был Карл Хаусхофер, важнейший автор немецкой школы геополитики. Пик его влияния пришелся на 1920-е годы, когда Хаусхофер стал приват-доцентом по политической географии в мюнхенском Университете Людвига Максимилиана, редактировал ежемесячный «Журнал геополитики» и регулярно выступал по радио с обзорами международного положения. Именно в это время выходит книга Хаусхофера, посвященная геополитике пограничных пространств. Эта небольшая по объему, но концептуально насыщенная работа – не только анализ пограничных территорий в геополитическом контексте, но и попытка обозначить рубежи Германии, необходимые для национального выживания.
Книга состоит из 26 глав, которые хотя и связаны тематически, зачастую могут читаться как отдельные очерки. Центральный тезис Хаусхофера заключается в том, что подлинные границы государств – результат не отдельных соглашений, но многовекового развития, и по этой причине они имеют тенденцию к восстановлению, вопреки сиюминутным колебаниям политики. Таким образом, полагает Хаусхофер, ключевая задача геополитики в отношении границ состоит в том, чтобы определить естественные рубежи того или иного государства, укорененные не только в географии, но также в истории и культуре конкретного народа.
Эта задача решается, как постоянно указывает Хаусхофер, прежде всего за счет последовательного и настойчивого воспитания «чувства границы» среди всех слоев населения. Ведь граница – с геополитической точки зрения – это не просто линия на карте, а особая категория периферийного пространства, на котором соприкасаются различные народы. И особенность границы именно в этой диалектике пространства, где сталкиваются динамизм роста наций и неизменность международного права. Говоря гегелевским языком, можно сказать, что специфика границы в том, что эта территория всегда находится в становлении.
Вслед за определением, Хаусхофер рассматривает различные аспекты феномена границ – от роли моря как пограничья до вопросов переноса границ. Особое внимание уделено психологии пограничных пространств: народы, лишенные ясного понимания важности собственных границ, по логике Хаусхофера, обречены на гибель или деградацию. В последних главах описывается проблема немецких границ, и, пожалуй, именно здесь сосредоточены самые любопытные авторские замечания.
Версальский мир означал для Германии потерю не только колоний, но и немалых территорий в Европе, причем многие эти земли веками заселялись немецкими колонистами. Разумеется, неприятие новых границ было в немецком обществе повсеместным, равно как и требования (пусть неофициальные) пересмотра «Версальского диктата». Но Хаусхофер куда больше внимания уделяет не бичеванию отдельных политиков, а долгосрочным перспективам изменения границ – хотя говорит он об этом очень аккуратно, дабы не вызывать излишнего раздражения в соседних странах. В книге предложен общий контур пограничной политики, призванной поддерживать связи «отторгнутых частей» с «более крупной жизненной формой». Хаусхофер рассчитывает, что решение проблемы границ может стать для немцев спасительной национальной идеей, объединяющей все сословия и политические лагеря. И в конечном счете исторический смысл своей работы он видит именно в том, чтобы побудить немцев к геополитическому мышлению ради великого будущего.
Эта задача решается, как постоянно указывает Хаусхофер, прежде всего за счет последовательного и настойчивого воспитания «чувства границы» среди всех слоев населения. Ведь граница – с геополитической точки зрения – это не просто линия на карте, а особая категория периферийного пространства, на котором соприкасаются различные народы. И особенность границы именно в этой диалектике пространства, где сталкиваются динамизм роста наций и неизменность международного права. Говоря гегелевским языком, можно сказать, что специфика границы в том, что эта территория всегда находится в становлении.
Вслед за определением, Хаусхофер рассматривает различные аспекты феномена границ – от роли моря как пограничья до вопросов переноса границ. Особое внимание уделено психологии пограничных пространств: народы, лишенные ясного понимания важности собственных границ, по логике Хаусхофера, обречены на гибель или деградацию. В последних главах описывается проблема немецких границ, и, пожалуй, именно здесь сосредоточены самые любопытные авторские замечания.
Версальский мир означал для Германии потерю не только колоний, но и немалых территорий в Европе, причем многие эти земли веками заселялись немецкими колонистами. Разумеется, неприятие новых границ было в немецком обществе повсеместным, равно как и требования (пусть неофициальные) пересмотра «Версальского диктата». Но Хаусхофер куда больше внимания уделяет не бичеванию отдельных политиков, а долгосрочным перспективам изменения границ – хотя говорит он об этом очень аккуратно, дабы не вызывать излишнего раздражения в соседних странах. В книге предложен общий контур пограничной политики, призванной поддерживать связи «отторгнутых частей» с «более крупной жизненной формой». Хаусхофер рассчитывает, что решение проблемы границ может стать для немцев спасительной национальной идеей, объединяющей все сословия и политические лагеря. И в конечном счете исторический смысл своей работы он видит именно в том, чтобы побудить немцев к геополитическому мышлению ради великого будущего.
При этом – что более всего поражает в книге – Хаусхофер даже не пытается анализировать достоинства и недостатки геополитики в сравнении с иными парадигмами внешней политики, представляя ее в качестве безукоризненно научной теории международных отношений. И здесь весьма характерна логика обоснования такой позиции: геополитика превосходит все прочие способы понимания внешней политики за счет того, что она прочнее всего опирается на биологию и географию, иными словами – на природную реальность. Далеко не одна глава в книге поэтому расписывает элементы ландшафта (реки, горы или озера) и оценивает роль флоры как естественной границы. Конечно, в геополитическом мышлении есть место социологии или экономике, но лишь как вспомогательным разделам, призванным дополнить и уточнить нюансы проведения государственных границ. Сами же государства в трактовке Хаусхофера изображаются как гигантские живые организмы, значимость которых определяется их тенденцией к расширению: подобно тому, как изменение роста ребенка указывает на его переход к зрелости, стремление народа выйти за свои границы есть признак жизнестойкости.
Таким образом, внешняя политика определяется биологией – в первую очередь необходимостью государства организовать территории для растущего населения. Это, в свою очередь, означает, что конфликт – естественное (и неизбежное) состояние международных отношений, а географические особенности страны задают вектор ее национальных интересов. Разумеется, в подобной картине мира нет места ни для пацифизма, ни для компромиссов – речь может идти разве что о сиюминутных уступках или тактических альянсах. Но Хаусхофер видит в этом всепроникающем детерминизме не слабость, а силу: геополитика для него своего рода естественная наука о жизни и смерти государств, так что идеология и ценности неспособны изменить факты жизни, как медицина не может отменить старение.
С исторической дистанции особенно ярко видны катастрофическая близорукость Хаусхофера как исследователя и даже как пропагандиста. Но в середине прошлого века, когда геополитика в Европе переживала свой расцвет, ошибочность ее базовых предпосылок бросалась в глаза лишь немногим критикам. Одним из них был Рихард Куденхове-Калегри, аристократ и пацифист, выдвинувший в 1920-х годах идею добровольного союза европейских наций во имя прочного мира и взаимного процветания. На страницах своей книги Хаусхофер неоднократно высмеивает этот проект, указывая на то, что сам концепт «единой Европы» противоречит биологической реальности: все народы ищут места под солнцем, вытесняя слабых на обочину истории. Европа – не общий дом, а приз для победителя, и немцы должны рано или поздно вновь вступить в борьбу за него, если хотят выжить.
Лишь после (и вследствие) Второй мировой войны европейцы нашли в себе силы отказаться от политики «сфер интересов» и перейти к «политике ценностей», оставив борьбу великих держав позади. Весьма символично, что Хаусхофер покончил с собой вскоре после окончания этой войны, ведь вместе с нею исчез безвозвратно и тот мир, за который сражалась немецкая школа геополитики. Весь опыт послевоенного развития Европы, равно как и создание Европейского Союза, подтвердили правоту Куденхове-Калегри, которого когда-то называли наивным фантазером. Мирная и объединенная Европа возникла вопреки всей болтовне о неизменных «национальных интересах» и «политике престижа» - возникла на основе человеческих решений, определяемых свободным выбором, а не геополитическим фатализмом.
Таким образом, внешняя политика определяется биологией – в первую очередь необходимостью государства организовать территории для растущего населения. Это, в свою очередь, означает, что конфликт – естественное (и неизбежное) состояние международных отношений, а географические особенности страны задают вектор ее национальных интересов. Разумеется, в подобной картине мира нет места ни для пацифизма, ни для компромиссов – речь может идти разве что о сиюминутных уступках или тактических альянсах. Но Хаусхофер видит в этом всепроникающем детерминизме не слабость, а силу: геополитика для него своего рода естественная наука о жизни и смерти государств, так что идеология и ценности неспособны изменить факты жизни, как медицина не может отменить старение.
С исторической дистанции особенно ярко видны катастрофическая близорукость Хаусхофера как исследователя и даже как пропагандиста. Но в середине прошлого века, когда геополитика в Европе переживала свой расцвет, ошибочность ее базовых предпосылок бросалась в глаза лишь немногим критикам. Одним из них был Рихард Куденхове-Калегри, аристократ и пацифист, выдвинувший в 1920-х годах идею добровольного союза европейских наций во имя прочного мира и взаимного процветания. На страницах своей книги Хаусхофер неоднократно высмеивает этот проект, указывая на то, что сам концепт «единой Европы» противоречит биологической реальности: все народы ищут места под солнцем, вытесняя слабых на обочину истории. Европа – не общий дом, а приз для победителя, и немцы должны рано или поздно вновь вступить в борьбу за него, если хотят выжить.
Лишь после (и вследствие) Второй мировой войны европейцы нашли в себе силы отказаться от политики «сфер интересов» и перейти к «политике ценностей», оставив борьбу великих держав позади. Весьма символично, что Хаусхофер покончил с собой вскоре после окончания этой войны, ведь вместе с нею исчез безвозвратно и тот мир, за который сражалась немецкая школа геополитики. Весь опыт послевоенного развития Европы, равно как и создание Европейского Союза, подтвердили правоту Куденхове-Калегри, которого когда-то называли наивным фантазером. Мирная и объединенная Европа возникла вопреки всей болтовне о неизменных «национальных интересах» и «политике престижа» - возникла на основе человеческих решений, определяемых свободным выбором, а не геополитическим фатализмом.
K. Haushofer. Grenzen in ihrer geographischen und politischen Bedeutung (1927)
