Тексты

H. Agnew. The Czech and the lands of Bohemian Crown (2004)

30 лет назад с политической карты Центральной Европы исчезла Чехословакия – страна, возникшая из обломков Австро-Венгрии, пережившая нацистскую оккупацию и полвека «реального социализма», а в конце концов ставшая образцовым примером мирного демонтажа многонациональной федерации. О чехословацкой «бархатной революции» 1989-го написано немало книг, равно как и о «бархатном разводе» Чехии и Словакии в 1992-м – однако заметно меньше книг, описывающих развитие чешских земель в широкой перспективе, выходящей за рамки ХХ века. Как правило, рассказ об исторических территориях Чехии и Словакии включают в общие обзоры Центральной Европы или австро-венгерской монархии, либо, напротив, говорят о каком-то одном (порой весьма узком) аспекте чешской или словацкой истории. Эти подходы вполне оправданны, и все же изучение динамики развития чешского и словацкого народов в контексте европейской истории дает зачастую не только более глубокое понимание их специфики, но и позволяет более комплексно оценить особенности соседних государств, будь то Польша, Венгрия или же Россия.

В книге историка Хью Агню предлагается именно такой – широкий и уходящий вглубь – взгляд на чешские земли. Его книга посвящена истории чехов и «земель богемской короны» (название слегка архаичное, но не случайное), от IX до начала XXI веков. Книга вышла в середине 2000-х, аккурат в тот момент, когда Чехия стала членом Европейского Союза, что можно рассматривать как окончание этапа «возвращения в Европу», начавшегося для чехов после крушения коммунизма. Связующей нитью для своего повествования Агню выбирает, однако, не тему «чехов в Европе», но тему развития земель «богемской короны» – территорий, на которых происходило формирование чешской нации. В такой оптике центром авторского внимания оказываются не только Богемия и Моравия (области, ставшие в итоге основой для современной Чехии), но и Силезия – регион, неоднократно менявший хозяев, а в итоге отошедший к Польше.

Книга состоит из четырех частей, причем плотность событий в них серьезно различается: первая часть («Карты, Регионы»), рассказывающая о первых столетиях истории чешских земель, заметно короче остальных; вторая часть («Золотые века и темные времена») описывает расцвет и упадок Богемии в Средние Века вплоть до исторического поражения чешских аристократов на Белой горе и его последствий; в третьей части («Под двойным орлом») охвачен период с начала XVIII по начало ХХ веков – время, когда Богемия и Моравия развивались под властью династии Габсбургов; наконец, четвертая часть («Столетие –измов») посвящена истории чехов и словаков в ХХ веке, которая завершилась мирным разделом некогда единого государства – эта часть получилась самой объемной. Впрочем, столь неравномерное распределение внимания объяснимо не только тем, что Агню пишет для широкой аудитории, но и тем, что именно в прошлом столетии на долю народов Богемии выпало множество судьбоносных испытаний. В самом деле, лишь за «короткий ХХ век» (выражение Э. Хобсбаума) чехи и словаки пережили две мировых войны, два распада чехословацкого государства и «Пражскую весну» - недолгий, но очень яркий и важный эпизод европейской истории.

При этом, хотя в книге не предлагается какой-либо масштабной схемы чешской истории, или же «большого нарратива», например, о «возвращении чехов в Европу», Агню не ограничивается простым изложением основных исторических фактов и обзором тенденций. Сквозная тема его работы – отслеживание ключевых изменений в самовосприятии чехов как обитателей «земель богемской короны». В этом смысле широкий исторический контекст хорошо помогает увидеть, как шла кристаллизация чешской идентичности, а также понять, какие альтернативы – порой весьма реалистичные – возникали на этом пути.
Так, например, Агню подчеркивает, что некоторое время в поздней империи Габсбургов существовал проект «богемизма» как особой региональной идентичности, включающей и чешский и немецкий компоненты – однако он в итоге был вытеснен идеей отдельной национальной идентичности, основанной в первую очередь на языковых и культурных различиях. Еще одним – намного более жизнеспособным – проектом такого рода был «чехословакизм», официальная идеология Чехословакии как государства, в котором чешский и словацкий народы составляют неразрывное единство. Вообще, одно из достоинств книги в том, что она неплохо показывает динамику оформления национальной идентичности на фоне модернизации. Правда, о культуре и искусстве Агню говорит довольно-таки бегло, много больше его занимают политические и экономические аспекты. Учитывая, что национальная идентичность складывается под серьезным влиянием художественных произведений, это существенная недоработка; и даже в качестве сжатого путеводителя по наиболее важным этапам развития чешской культуры, книга никак не годится.

Зато Агню рельефно обозначает важные детали чешской идентичности, связанные с местом чехов в Европе, несмотря на то, что эта тема не занимает в книге много места. В этой связи наиболее интересными эпизодами в чешской истории представляются не столько гуситские войны (хотя их значимость для национального самосознания и сложно переоценить) или борьба богемских королей за корону Священной Римской Империи, сколько разгром чешских сословий армиями Габсбургов на Белой горе, а также опыт создания Первой чехословацкой республики, и феномен «бархатной революции».
Первое событие примечательно тем, что оно отличает чешский опыт от опыта соседей по Центральной Европе, таких как поляки или венгры – поражение (и уничтожение) чешских аристократов привело к тому, что носителем национального сознания стал в итоге нарождающийся средний класс, в то время как элиты оставались «импортированными» со всех концов габсбургской империи. Соответственно, в чешской идентичности намного раньше и легче оформились идеалы гражданского равенства, в то время как Венгрия или Польша (не говоря уже о Румынии или Германии) вплоть до ХХ столетия оставались бастионами аристократической концепции нации, высшие ценности в которой были связаны с воинской доблестью и жесткой иерархией статусов. Это обстоятельство сыграло свою роль в годы становления Чехословакии – для чехов, долгие годы стоявших в оппозиции к могущественной империи, уважение достоинства и свобода самовыражения стали важнейшей частью политического кредо. Неудивительно, что Чехословакию называли «островом демократии» в Центральной Европе, а положение национальных меньшинств в стране было – особенно по меркам своего времени – вполне приемлемым. В период «бархатной революции» традиция гражданской солидарности и приверженность мирным решениям помогли чехам сначала добиться стремительной (по сравнению с теми же поляками или венграми) смены власти, а затем преодолеть кризис в отношениях со словаками.
Разумеется, склонность чехов к ненасильственной борьбе не всегда выглядела оправданной. Кризис вокруг Судетской области показал, что ценой отказа от кровопролития может быть национальная независимость – и лишь (отложенное) вмешательство великих держав предотвратило подобный исход. Впрочем, один из главных – и хорошо усвоенных – чехами уроков истории заключался в том, что им необходимо полагаться не столько на самих себя, сколько на сотрудничество с другими народами для защиты суверенитета. В этом смысле вступление Чехии в Европейский Союз выглядит закономерным эпилогом к насыщенному войнами и страданиями столетию: как в 2000-х годах заметил один из журналистов, «чехи слишком часто ждали своей судьбы у чужих дверей, и став частью Евросоюза, мы, наконец, пройдем в эти двери».
H. Agnew. The Czech and the lands of Bohemian Crown. Hoover Institution Press, 2004 - 442 p.
Рецензии
Made on
Tilda