Б. Як. Национализм и моральная психология сообщества (2012)

Как показали кризисы середины 2010-х годов в Европейском Союзе, национализм все еще остается значимой общественной силой в современном мире. И если миграционное давление 2014-2015 годов вскрыло глубокие различия в понимании угроз для национальной идентичности на Западе и Востоке континента, то выход Великобритании из ЕС в 2016-м обострил дебаты вокруг проблемы национального суверенитета, ограниченного международными институтами. Этот подъем национализма особенно примечателен тем, что произошел в Европе – регионе, где давно и настойчиво предпринимаются усилия для обуздания самых жутких и агрессивных форм национального эгоизма.

В постисторической перспективе вызов национализма представляется одним из самых важных для расширения зоны либерально-демократических режимов. Ведь для поддержания устойчивой демократии требуется не только эффективное государство или динамичная экономика, но и гражданская солидарность, позволяющая людям осознавать себя частью сообщества взаимно равных индивидов, наделенных неотъемлемыми правами. Опыт показывает, что именно нация остается наиболее мощным и масштабным источником такого рода солидарности. Вопрос лишь в том, какие формы – конструктивные или деструктивные – принимает национальное сознание.

Политический философ Бернард Як в своей книге «Национализм и моральная психология сообщества» исследует феномен нации именно в контексте коллективной психологии. Его цель – предложить новое, более гибкое, понимание национализма, в центре которого находится не идея «солидарности» или «коллективной идентичности», но понятие «сообщества социальной дружбы». Як, будучи уроженцем Канады, имеет личный опыт погружения в разные национальные сообщества: он получил степень бакалавра в Университете Торонто, потом переехал в США, где работал в Гарварде и Принстоне, а сейчас преподает в Университете Брандейса. Именно сравнение двух – на первый взгляд очень похожих, но внутреннее очень разных – обществ было одной из причин, побудивших Яка взяться за написание книги.

Впрочем, его работа не относится к сравнительной политологии: «Национализм и моральная психология сообщества» - это исследование национализма, выполненное в философском, историческом и, отчасти, психологическом контекстах. Книга разделена на две части, в первой из которых Як очерчивает круг основных проблем работы (определение национализма, связь наций и национальных государств, суверенитет народа и национальная идея), а во второй – разбирает некоторые практические вопросы, связанные с пониманием национализма и его ролью в современных обществах (право наций на самоопределение, совместимость национального и либерального принципов, моральная ценность наций).

Як предлагает следующее определение нации: это сообщество людей, «воображающих себя связанными особым попечением и лояльностью в силу чего-то одинаково для них общего». То «общее», о чем говорит Як, представляет собой «культурное наследие», то есть собрание культурных артефактов (от языка до блюд кухни, от религии до фильмов), подтвержденное как источник коллективного попечения.

Опираясь на это понимание нации, Як далее акцентирует внимание на важной проблеме – случайном характере национального сообщества, который часто неверно понимается как сторонниками, так и критиками национализма. В первых главах он подчеркивает, что историческая случайность наций ведет многих либералов (особенно в США) к тому, чтобы представлять национализм как малозначимые различия, вызывающие иррациональную и разрушительную страсть, либо – в лучшем варианте – подчеркивать добровольность пребывания в национальном сообществе. Что касается самих националистов, то они, напротив, сакрализируют эти случайности, превращая их в что-то незыблемое, из-за чего любые изменения в национальном сознании кажутся им началом краха нации.

Но, как замечает Як, «нации часто теряют свою душу»: один только опыт ХХ века дает тому множество примеров. Национальный образ немцев был пересобран заново после катастрофических мировых войн. Французы ухитрились совместить в идее нации элементы монархизма с республиканской традицией. Испанцы, потерявшие мировую империю, пережившие череду переворотов и гражданскую войну, пришли к примирению с прошлым, хотя современные жители Мадрида или Севильи далеки от богобоязненных католиков и ярых монархистов. И так далее – нации, иными словами, обладают способностью воображать себя заново, и эта способность во многом объясняет сохранение наций как источника коллективной идентичности. В четвертой и пятой главах Як показывает, как нации постепенно вытеснили конкурирующие источники лояльности, начиная от религиозных уз и заканчивая верностью династии.

И здесь стоит остановиться на одном из самых важных тезисов книги. В пику многим авторам (от Бенедикта Андерсона до Эрнеста Геллнера) Як считает, что нации – это не современные, а древние сообщества, существовавшие в течение столетий; современным же феноменом является национализм как политическая идеология. Иными словами, нации возникли задолго до национализма, и были мобилизованы им для создания нового типа политических сообществ – а именно, национальных государств. В шестой главе Як подробно показывает, что концепт народного суверенитета и национальная идея, вообще говоря, могут существовать раздельно: тот факт, что где-то есть какие-то нации не обязательно значит, что они составляют часть «народа», призванного управлять государством. Но как только они соединяются – как это произошло во Франции 1789-го года – их очень сложно разъединить. При этом, как не устает напоминать Як, из народного суверенитета не возникает автоматически демократическое правление. Тоталитарные режимы опирались на «волю народа», равно как и либеральные демократии – собственно, Холодная война, борьба абсолютизма с республиканцами в XIX веке, или война Севера и Юга в США могут расцениваться как споры (зачастую кровавые) вокруг того, какие формы должна принять власть народа.

Проблематика народовластия исследуется в седьмой, восьмой и девятой главах, где Як поднимает вопросы о том, как соотносятся лояльность к нации и справедливость. Здесь примечательно то, что Як весьма рельефно обозначает проблему, о которой часто забывают при анализе политической жизни: верность «своей» нации легко может входить в противоречие с универсальными принципами справедливости. Вся наша жизнь в обществе, полагает Як, это попытка (более или менее удачная) сбалансировать эти два полюса лояльности. С этим связано и то, что Як называет «моральной проблемой национализма» - его способность внушать безразличие к жизням других людей, если они выходят за рамки национального сообщества. Избежать этого можно разве что с помощью самокритики и готовности соблюдать универсальные человеческие права – задача, при всей внешней простоте, требующая развитого гражданского общества, а также верности наднациональным ценностям.

Последние главы книги посвящены проблемам национального самоопределения и космополитизма. Як показывает, что право наций на самоопределение (в прошлом столетии ставшее общепринятой нормой в международном сообществе), при всей благонамеренности его защитников, имеет не только созидающий, но и разрушающий потенциал – ведь наций в мире намного больше, чем государств. При этом границы применения права на самоопределения определить, мягко говоря, нелегко. Конфликты вокруг Квебека или Шотландии ясно показывают, что нет очевидных причин, почему одна нация должна довольствоваться лишь культурным самоопределением, в то время как другая – полной независимостью. Космополитизм, который многие считают решением этой проблемы, говорит Як, пригоден скорее для отдельных людей или организаций, но не государств или регионов – хотя учиться «космополитической скромности» в мире победившей глобализации необходимо всем, кто заинтересован в мирном развитии народов.

Пожалуй, главное, что удалось Яку в книге – предложить немало информации к размышлению, обозначив кое-какие важные, но затененные парадоксы национальной идеи. В то же время достоинства работы часто перекрываются не только многочисленными спорными тезисами, но и слабой проработкой центрального концепта нации как сообщества. Действительно, он дает некоторый новый уровень гибкости в работе с национальной идеей. Но из книги плохо понятно, как образ сообщества может, к примеру, помочь в решении проблемы экстремального национализма. Или вопроса о национальном самоопределении. И здесь более всего удивляет тот недостаток проницательности, с которым Як часто рассуждает о национализме.

Вот лишь три примера. Як утверждает, что «американцам не обязательно соглашаться» с тем, какой именно образ Америки «обеспечивает устойчивое, самое сильное и вдохновляющее видение» их нации, чтобы поддерживать жизнь этого сообщества – потому что «объединяющее их культурное наследие подсказывает много разных и не согласующихся друг с другом ответов на этот вопрос». Проблема в том, что – как показывает президентский срок Дональда Трампа – эти разные образы страны лучше как-то согласовать, иначе общество погрузится в состояние холодной гражданской войны. Гражданские волнения в Америке 1960-х как раз и были симптомом этого «переизобретения нации» - и говорить, что «соглашаться не обязательно» можно лишь при очень поверхностном взгляде на ситуацию.

Далее. Говоря о том, что может скреплять нацию, Як отвергает идею, что национальное сообщество объединяется вокруг какого-то политического проекта (понятого в широчайшем смысле, как набор идей, символов и практик) – потому что «политических проектов на всех не хватит». И «после того как американцы отхватили себе свободу, а французы – равенство», что останется жителям Вьетнама, Габона или Перу? Вопрос поразительно наивный, особенно в мире, где либеральная демократия стала универсальной политической нормой, и все страны – от США и Франции через Ботсвану и Южную Корею до Аргентины – строят один и тот же политический проект, пусть и с национальным колоритом.

Но более всего удивляет (и удручает) то, что Як толком не рассматривает опыт Европейского Союза – уникального по своим амбициям проекта, нацеленного на то, чтобы гармонизировать национальные идентичности в масштабе континента. Между тем, объединение Европы было вызвано к жизни не только потребностями экономики или геополитическими соображениями, но и настойчивым стремлением послевоенных поколений создать наднациональное сообщество, в котором разнообразное культурное наследие объединяет народы. Весь послевоенный опыт Европы - это опыт укрощения национализма, придания ему гуманистических форм, позволяющих сохранять единство в разнообразии. Взять хотя бы опыт бельгийского государства, в котором мирно сосуществуют валлоны и фламандцы. Или пример каталонцев – добивающихся все большей автономии мирными средствами, а не через гражданскую войну. Есть, наконец, сюжет о примирении французов и немцев, хрестоматийный пример преодоления многовековой вражды. Единая Европа, короче говоря, дает богатейший материал для понимания того, как можно вообразить заново (или, скорее, вообразить иначе) национальное сообщество, сохранив его. Не говоря уже о том, что Европейский Союз служит отличным примером реконфигурации самой идеи народного суверенитета – поскольку страны-члены Союза сохраняют свою независимость, но в то же время часть обязательных для них решений принимается на уровне наднациональных организаций. И даже всплеск национализма, связанный с мигрантским кризисом 2010-х годов был урегулирован через (пусть длительные и тяжелые) переговоры Запада и Востока - а вовсе не привел к распаду Европейского Союза или безоговорочному триумфу радикальных националистов по всему континенту. Один лишь этот пример показывает, насколько прочной стала сеть взаимных соглашений, скрепляющая единую Европу и предохраняющая от эксцессов национального эгоизма.

В этом смысле книге Яка очень не хватает конкретно-исторического аспекта, дополняющего нормативные размышления. Як, провозгласив необходимость мыслить нацию как «сообщество социальной дружбы», редко может убедительно (или хотя бы интересно) приложить это понятие к анализу затронутых в книге проблем. Так что «Национализм и моральная психология сообщества» остается скорее набором любопытных и местами ценных замечаний, нежели целостным изложением нового понимания национализма.