В течение почти всей второй половины ХХ века Европа представлялась разделенной на два лагеря, один из которых соотносился с «Западом», а второй – с «Востоком». При этом, континент странным образом оказывался лишен промежуточной зоны: оба лагеря соприкасались приблизительно в районе разделенной Германии, а далее линия раздела шла на юг вдоль границ Италии и к балканским странам. Такое положение дел представлялось многим столь привычным, что к 1980-м годам нескольким выдающимся европейским интеллектуалам, среди которых были Тимоти Гартон Эш и Милан Кундера, пришлось систематически напоминать о том, что в Европе есть и третья, ныне основательно забытая, часть, расположенная между Западом и Востоком – регион с неопределенными границами, но все же достаточно заметный, чтобы называться собственным именем – именем Центральной Европы.
Впрочем, сам термин «Центральная Европа» использовался не всеми авторами, писавшими об этом неоднородном, сложно определяемом регионе: нередко использовалась уточненная характеристика «Восточно-Центральная Европа», или, точнее, «восточная часть Центральной Европы». В годы Холодной войны этот регион оказался поглощенным Советским Союзом, и тем самым исчез с политической – и в значительной степени также с ментальной – карты многих исследователей, в том числе европейских. Но задолго до того как состоялось – в 1989 году – его триумфальное возвращение в массовое сознание, были авторы, старавшиеся поддержать представление об этом регионе как о самостоятельном центре европейской культуры.
Одним из самых важных таких авторов был Оскар Халецки, польский историк, и крупный специалист по истории Великого княжества Литовского, а также Речи Посполитой, получивший известность в 1930-е годы благодаря своим капитальным трудам по истории этих государств. В годы Второй мировой Халецки эмигрировал в США, где работал до самой смерти, и серьезно способствовал привлечению внимания американских исследователей к проблемам стран, расположенных «между Германией и Россией», как их иногда называют. «История Центральной Европы», впервые вышедшая в 1952 г., представляет собой своего рода итог исторической работы Халецкого по изучению этого региона.
Здесь необходим разъясняющий комментарий касательно русского перевода. В оригинале книга издавалась на английском языке, и называется она совершенно иначе, а именно: «Borderlands of Western Civilization: History Of East Central Europe», что задает совершенно иную перспективу для восприятия. Это различие в переводе довольно важно, поскольку может создать неверное впечатление о границах рассматриваемого автором региона, которые сам Халецки достаточно четко обозначает в начале своего исследования. И тема книги – это обзор истории не всей Центральной Европы, но лишь восточной ее части, конституирующим элементом которой выступает содружество Польши и Литвы, в то время как западный сегмент центральноевропейского региона, по определению Халецкого, составляют Пруссия и земли Габсбургов, включая не только австрийские, но также богемские и венгерские территории, которые Халецки в принципе относит к «восточной» части Центральной Европы, но говорит о них явно меньше, чем о польско-литовском содружестве. Объясняется это тем, что эти земли были включены в состав империи Габсбургов, и долгое время не играли самостоятельной роли в европейской истории. В еще большей степени это относится к балканским территориям, которые находились под властью османской империи с внеевропейским центром. Россию и связанные с нею белорусские и украинские земли Халецки относит к Восточной Европе, причем для него это разграничение Центра, Востока и Запада носит не просто культурный или географический, но цивилизационный характер: Россию он исключает из европейского сообщества народов, относя ее к «евразийским» державам, и постоянно подчеркивая слабые связи русских с европейцами, а также особо выделяя роль татаро-монгольского влияния на русские княжества, отделившие эти земли от тех, что безоговорочно принадлежат к европейскому культурному ареалу.
По построению книга состоит из семи частей, охватывающих период с древнейшей истории до середины ХХ века, причем, как это обычно бывает в подобных обзорах, по мере приближения к современности степень детализации исторического периода возрастает, и больше всего Халецки пишет о XIX и ХХ столетиях, второй по объему раздел посвящен XVII – XVIII векам, что вполне логично в выбранной им перспективе.
В первой части описываются в основном концептуальные рамки работы, и дается очерк ранней истории этносов, населяющих различные регионы восточной части Центральной Европы. Во второй – средневековый период, и его наследие для истории позднее сформировавшихся в регионе государств. Третья часть посвящена эпохе Ренессанса, и здесь особенно заметно начинает проявляться своеобразие концепции Халецкого, который стремится привязать описываемый регион к западным традициям через культурный взлет польско-литовского содружества, отождествляя его с Ренессансом как общеевропейским явлением. Именно период XV века предстает в оптике Халецкого как утерянный Восточно-Центральной Европой золотой век, когда Польша, Чехия и Венгрия – три важнейших королевства в регионе – достигли зенита своего европейского влияния. В четвертой части Халецки описывает, как этот период взлета постепенно сменился упадком и переходом чешских и венгерских земель под чужеземную власть, будь то власть Габсбургов или Оттоманов. Здесь особо интересно наблюдать за тем, как Халецки – иногда довольно искусно – конструирует тезис о Речи Посполитой как «последнем свободном государстве в регионе», и затем констатирует, что разделы Польши конца XVIII века фактически уничтожили восточную часть Центральной Европы, так как теперь немецкая (австрийская и прусская) и русская сферы влияния сомкнулись над остатками польской и литовской государственности, в первый раз стерев Восточно-Центральную Европу с политической карты континента. Пятая часть посвящена XIX столетию и первым десятилетиям ХХ века; здесь Халецки особо рассматривает роль польских восстаний в европейском балансе сил, а также историческое значение поражений революции 1848 г. Шестая часть целиком сосредоточена на очень коротком историческом периоде, который Халецки называет «двадцать лет свободы», и посвящена попыткам восстановленных после Первой мировой войны стран региона обрести политическую самостоятельность в новой европейской международной системе. Здесь Халецки значительно расширяет спектр внимания, включая в обзор не только историю ключевых стран вроде Чехословакии, Венгрии и Польши, но также и прибалтийских государств, а также балканских стран роде Болгарии, Румынии и Югославии. Наконец, седьмая часть рассказывает о том, как Вторая мировая война повлияла на регион, и о том, как после нее он вновь оказался добычей русского империализма, на этот раз – в советском его варианте.
Книга Халецкого, несомненно, представляет интерес для всех, кто интересуется историей стран «между Германией и Россией», хотя бы исторический, но на самом деле, это одна из немногих работ, где дан столь масштабный (в плане хронологии) и при этом достаточно последовательный обзор этой части Европы, позволяющий очень хорошо понять особенности ее развития в широком контексте. Пожалуй, самая интересная часть книги – как раз предпоследняя, наиболее лично окрашенная и при этом широкая по охвату, написанная человеком, который отлично помнит межвоенное время, и имел возможность лично наблюдать многие описываемые процессы – от распада демократической системы в Польше до взлета фашизма во многих странах региона.
Тем не менее, книга обладает целым рядом серьезных недостатков, некоторые из которых нельзя объяснить ничем, кроме личных эмоциональных симпатий или антипатий автора. Само по себе это никак не мешало бы книге, если бы эти отношения не проецировались на его историческую концепцию, лишая ее существенной доли убедительности.
Здесь самый характерный пример – конечно, исключение России из Европы на основании воздействия на нее татаро-монгольского ига. На фоне того, что Венгрию, в которой мусульманские завоеватели утвердились на сопоставимый период, и в намного более жесткой и глубокой форме проникли в эту страну, Халецки из Европы не исключает, это выглядит как личная неприязнь автора, не имеющая под собой никаких исторических оснований.
Еще один пример подобного рода – хотя немного менее яркий – это постоянно всплывающее стремление Халецкого использовать не вполне уместные анахронические термины для описания исторических ситуаций. В первую очередь это касается немецкого влияния в восточной части Центральной Европы – постоянно используется понятие «германский империализм» в разговоре о Средних Веках и Священной Римской Империи, равно как в прочих схожих контекстах. При этом, опять же, в случае с Габсбургами Халецки менее категоричен, регулярно указывая, что эта династия хоть и была немецкой, все же не проводила «империалистической экспансии» по аналогии с Гогенцоллернами или руководителями имперской конфедерации. Вряд ли стоит отдельно говорить о том, насколько этот термин проблематичен по отношению к рассматриваемому периоду.
При этом, конечно же, заметна столь же произвольная (понятная, учитывая национальность автора) симпатия к полякам, которая, в общем, не мешает книге, и проявляется в попытках – как было сказано выше, достаточно хорошо аргументированных – описать историю региона как наследующую западноевропейским ценностям и траекториям развития, носителем которых становится польско-литовская держава в первую очередь. Но дело в том, что на этом фоне особенно нелепыми выглядят постоянные ремарки о «поверхностной европеизации» России и настойчивое стремление отказать ей в месте среди европейских наций, не подкрепленные ничем, кроме ссылок на вторжение азиатских кочевников много сотен лет назад (вопрос о том, куда в такой оптике отнести опыт Новгородской республики, не захваченной монголо-тарарами, Халецки даже не затрагивает).
Да и в целом, надо признать, попытка Халецкого разделить Центральную Европу на «восточную» и «западную» ее части выглядит не слишком удачной находкой, поскольку, во-первых, при рассказе об этом регионе автор все равно постоянно обращается к истории западной ее части, особенно австрийской, а во-вторых, потому что не вполне понятна значимость такого разделения - оно часто ведет к превращению истории региона в историю влияния одной отдельно взятой страны – а именно Речи Посполитой – в нем. Так что книга остается хоть и небезынтересным, но далеко не во всем убедительным представлением весьма важного в европейской истории региона.
