Одна из самых любопытных фигур в гегелевской «Феноменологии Духа» - это Буржуа, социальный тип, возникающий в христианском мире, но подготавливающий его конец в революционных потрясениях. Александр Кожев в своих лекциях о Гегеле отмечает, что Буржуа – это переходный тип, своего рода псевдо-Господин, не желающий рисковать жизнью в схватке за престиж, но готовый рисковать своими финансами в борьбе за богатство. В то же время Буржуа несет в себе черты псевдо-Раба, так как он трудится, хотя труд его уже не связан со страхом наказания со стороны Господина, но носит свободный характер – хотя при этом Буржуа добровольно подчиняет себя безликой всеобщности рынка.
В своей книге Франко Моретти, известный итальянский литературовед, проводит развернутый анализ репрезентации Буржуа в европейской литературе, пытаясь выделить наиболее важные черты этого типажа, и проследить, как в текстах отражается социальная реальность, в которой буржуазный образ жизни становится определяющим идеалом. Его исследование охватывает широкие хронологические рамки от середины – конца XVIII века до начала ХХ века, но при этом носит достаточно компактный характер, ввиду того, что Моретти использует своеобразный метод, опирающийся во многом на контент-анализ и сравнение образцов, взятых из ключевых романов рассматриваемого периода. Этот синтез количественного и исторического подходов выделил в свое время Моретти на фоне остальных литературных критиков, когда начали выходить его первые книги в середине 1970-х, посвященные социологии литературы и анализу форм европейского романа. Моретти долго работал в университетах Италии, США и Швейцарии, и «Буржуа» можно рассматривать как своего рода подведение итогов его многолетнего анализа романа как социального явления, диалектически отражающего и формирующего представления классов о самих себе.
Книга состоит из пяти пересекающихся по тематике глав, исследующих репрезентацию буржуазии в европейской литературе. В первой главе проводится анализ нескольких ключевых слов, характерных для романов о буржуазии, отражающих мировоззрение этого класса; основное внимание при этом уделено книге о Робинзоне Крузо, которую Моретти рассматривает как парадигмальный роман XVIII столетия. Вторая глава посвящена анализу «серьезности» - ключевой характеристики буржуазной литературы XIX века. Третья глава отдельно рассматривает феномен викторианской эпохи, подчеркивая ее парадоксальный характер – буржуазия, повсюду ломающая преграды для свободного рынка и создающая свободные отношения атомистических индивидов, опирается на консервативные ценности, репрессирующие телесность. В главе четвертой рассматриваются метаморфозы буржуазного типажа на окраинах Европы, в таких странах как Россия и Польша, где буржуа играет несколько иную роль, чем их классовые собратья на европейском Западе. В последней, пятой, главе анализируются романы Генрика Ибсена, в которых содержится последовательная самокритика буржуазии, исходящая из страны, где капитализм не встречал серьезных препятствий.
Первое, что обращает на себя внимание в книге – конечно, своеобразный литературоведческий подход. Моретти не сосредотачивается на подробной интерпретации отдельно взятой книги, но вместо этого исследует роль ключевых слов в европейских романах, среди которых, что неудивительно, такие как «комфорт» и «серьезность» - Буржуа трудится, но труд его должен вознаграждаться отдыхом, а с течением времени и сам трудовой процесс рационализируется, становясь все более и более приятным. Робинзон Крузо, этот идеальный self-made man эпохи поднимающейся буржуазии, берется здесь в качестве исходной точки, и действительно: он проводит дни и ночи на своем одиноком острове, но при этом постоянно работает, воссоздавая максимально комфортную среду – хотя в этом нет насущной необходимости. Примечательно, как этот идеальный тип преломляется в Восточной Европе в следующем столетии – в русских романах («Обломов» и «Преступление и наказание»), подчеркивает Моретти, буржуа – это обычно внешний персонаж, и он редко является протагонистом: энергичный, как и Крузо, Штольц, живущий в комфорте, но неуемный в своей работе – это не карикатура, а типаж. У Достоевского появляется критика этого рационального подхода к жизни, в которой можно уже разглядеть признаки антикапиталистической ментальности, основанной на отрицании «арифметики счастья и страдания», отраженной в персонажах «Преступления и наказания».
К сожалению, эти тонкие и зачастую глубокие наблюдения накладываются на неровный, даже рваный, стиль Моретти – и это второе, что следует сказать о книге. Ее структура обладает определенной логикой, но текст оставляет впечатление худшего образца живой речи, словно оратор готов сказать многое о важном, но постоянно отвлекается или не раскрывает мысль. Из-за этого главы смотрятся более хаотичными, чем предполагает построение книги, что очень затрудняет восприятие. К тому же, разные элементы подхода Моретти плохо подогнаны друг к другу: контент-анализ слов перемежается разбором персонажей, причем необходимая логическая связь между ними даже если и предполагается, то редко раскрывается.
В своей книге Франко Моретти, известный итальянский литературовед, проводит развернутый анализ репрезентации Буржуа в европейской литературе, пытаясь выделить наиболее важные черты этого типажа, и проследить, как в текстах отражается социальная реальность, в которой буржуазный образ жизни становится определяющим идеалом. Его исследование охватывает широкие хронологические рамки от середины – конца XVIII века до начала ХХ века, но при этом носит достаточно компактный характер, ввиду того, что Моретти использует своеобразный метод, опирающийся во многом на контент-анализ и сравнение образцов, взятых из ключевых романов рассматриваемого периода. Этот синтез количественного и исторического подходов выделил в свое время Моретти на фоне остальных литературных критиков, когда начали выходить его первые книги в середине 1970-х, посвященные социологии литературы и анализу форм европейского романа. Моретти долго работал в университетах Италии, США и Швейцарии, и «Буржуа» можно рассматривать как своего рода подведение итогов его многолетнего анализа романа как социального явления, диалектически отражающего и формирующего представления классов о самих себе.
Книга состоит из пяти пересекающихся по тематике глав, исследующих репрезентацию буржуазии в европейской литературе. В первой главе проводится анализ нескольких ключевых слов, характерных для романов о буржуазии, отражающих мировоззрение этого класса; основное внимание при этом уделено книге о Робинзоне Крузо, которую Моретти рассматривает как парадигмальный роман XVIII столетия. Вторая глава посвящена анализу «серьезности» - ключевой характеристики буржуазной литературы XIX века. Третья глава отдельно рассматривает феномен викторианской эпохи, подчеркивая ее парадоксальный характер – буржуазия, повсюду ломающая преграды для свободного рынка и создающая свободные отношения атомистических индивидов, опирается на консервативные ценности, репрессирующие телесность. В главе четвертой рассматриваются метаморфозы буржуазного типажа на окраинах Европы, в таких странах как Россия и Польша, где буржуа играет несколько иную роль, чем их классовые собратья на европейском Западе. В последней, пятой, главе анализируются романы Генрика Ибсена, в которых содержится последовательная самокритика буржуазии, исходящая из страны, где капитализм не встречал серьезных препятствий.
Первое, что обращает на себя внимание в книге – конечно, своеобразный литературоведческий подход. Моретти не сосредотачивается на подробной интерпретации отдельно взятой книги, но вместо этого исследует роль ключевых слов в европейских романах, среди которых, что неудивительно, такие как «комфорт» и «серьезность» - Буржуа трудится, но труд его должен вознаграждаться отдыхом, а с течением времени и сам трудовой процесс рационализируется, становясь все более и более приятным. Робинзон Крузо, этот идеальный self-made man эпохи поднимающейся буржуазии, берется здесь в качестве исходной точки, и действительно: он проводит дни и ночи на своем одиноком острове, но при этом постоянно работает, воссоздавая максимально комфортную среду – хотя в этом нет насущной необходимости. Примечательно, как этот идеальный тип преломляется в Восточной Европе в следующем столетии – в русских романах («Обломов» и «Преступление и наказание»), подчеркивает Моретти, буржуа – это обычно внешний персонаж, и он редко является протагонистом: энергичный, как и Крузо, Штольц, живущий в комфорте, но неуемный в своей работе – это не карикатура, а типаж. У Достоевского появляется критика этого рационального подхода к жизни, в которой можно уже разглядеть признаки антикапиталистической ментальности, основанной на отрицании «арифметики счастья и страдания», отраженной в персонажах «Преступления и наказания».
К сожалению, эти тонкие и зачастую глубокие наблюдения накладываются на неровный, даже рваный, стиль Моретти – и это второе, что следует сказать о книге. Ее структура обладает определенной логикой, но текст оставляет впечатление худшего образца живой речи, словно оратор готов сказать многое о важном, но постоянно отвлекается или не раскрывает мысль. Из-за этого главы смотрятся более хаотичными, чем предполагает построение книги, что очень затрудняет восприятие. К тому же, разные элементы подхода Моретти плохо подогнаны друг к другу: контент-анализ слов перемежается разбором персонажей, причем необходимая логическая связь между ними даже если и предполагается, то редко раскрывается.
Тем не менее, книга заслуживает внимания – хотя бы как достойная попытка очертить важнейшую для общественной жизни Европы фигуру, взятую в ее историческом развитии, отраженном в литературе. Буржуа слишком часто становился объектом презрения и забвения, что вряд ли справедливо – даже с точки зрения классического марксизма, утверждающего гибель буржуазного господства; не стоит забывать, что марксистский анализ отводит буржуазии важнейшую историческую роль не только могильщика феодализма, но и великого освободителя – превзойденного только пролетариатом.
