Вацлав Гавел в европейской истории занимает особое место. Уникальным его делает не жизненная траектория (путь от диссидента до президента в посткоммунистическую эпоху прошел не один политик) и не культурный фон (многие борцы с коммунизмом вышли из сферы искусства), а скорее общий масштаб личности и ее международного влияния. Пожалуй, из всей первой генерации лидеров посткоммунистической Центральной Европы именно Гавел до сих пор остается наиболее известным, несмотря на то, что с момента его смерти прошло десять лет. Ни болгарин Желю Желев, ни даже поляк Лех Валенса не стали настолько популярными фигурами за пределами своих стран, не говоря уже о менее заметных руководителях вроде словака Владимира Мечиара или румына Иона Илиеску.
Отчасти столь высокая популярность объясняется репутацией Гавела как первоклассного драматурга, сложившейся задолго до падения коммунизма в Чехословакии. Но в еще большей степени влияние Гавела связано с тем, как он позиционировал свою страну (а косвенно и всю Центральную Европу) на международной арене после «бархатной революции». Гавел смог успешно конвертировать личное обаяние, интеллектуальный кругозор и опыт диссидентства в укрепление международного имиджа Чехии как отдельного государства. Задача на самом деле не столь легкая, как может показаться, учитывая, что Гавел изначально стал президентом Чехословакии, и (перефразируя Черчилля) «председательствовал при распаде федерации», а также принял целый ряд весьма спорных решений во внутренней и внешней политике – от извинений перед судетскими немцами до реституции имущества, национализированного когда-то коммунистами. Его коллега по бывшему соцлагерю Михаил Горбачев, например, в схожей ситуации не только лишился власти, но еще и остался прочно связан в массовом сознании с периодом жесточайшего экономического кризиса, разгула бандитизма и распадом некогда великой страны.
Обо всем этом рассказывает первая биографии Вацлава Гавела на русском языке. Книга эта примечательна еще и тем, что ставит жизнеописание первого чешского президента в широкий контекст, позволяющий лучше понять не только семейную традицию Гавелов, но и многие нюансы чехословацкой истории, в особенности те, что связывают ее с Советским Союзом и с Центральной Европой.
Обо всем этом рассказывает первая биографии Вацлава Гавела на русском языке. Книга эта примечательна еще и тем, что ставит жизнеописание первого чешского президента в широкий контекст, позволяющий лучше понять не только семейную традицию Гавелов, но и многие нюансы чехословацкой истории, в особенности те, что связывают ее с Советским Союзом и с Центральной Европой.
Книга разделена на четыре большие части, первая из которых рассказывает о личном и профессиональном становлении Гавела (с середины 1930-х до конца 1970-х), вторая охватывает период его зрелости (конец 1970-х – поздние 1980-е), третья – годы прихода к власти (с конца 1980-х до середины 1990-х), а четвертая – поздние годы жизни и пребывания у власти (от середины 1990-х до начала 2010-х). Повествование идет в основном линейно, с небольшими тематическими отступлениями, помогающими лучше оценить некоторые важные аспекты гавеловской жизни и ее исторического фона. Уже одно это обстоятельство придает книге дополнительный – не только чисто биографический, но и исторический – слой, представляющий особый интерес для читателей из постсоветских стран, в первую очередь – из России.
Здесь хочется выделить три сюжета, каждый из которых занимает в книге немало места. Во-первых, примечательны страницы, на которых описывается диссидентская жизнь Гавела; процесс его превращения из фрондирующего, но относительно «системного» драматурга был серьезно спровоцирован «Пражской весной», и последующей «нормализацией». Во-вторых, бросается в глаза очень важная деталь характера Гавела – его умение (и желание) находить точки соприкосновения с людьми самых разных взглядов, эта черта окажется крайне важной для его политической карьеры. В-третьих, заслуживают пристального внимания те страницы книги, на которых рассказывается об опыте посткоммунистического перехода в Чехословакии (а затем – Чехии): при чтении сами собой вспоминаются не столько дебаты перестроечных лет в Советском Союзе, сколько идущие в российском обществе с середины 2010-х дискуссии о политическом будущем страны.
Здесь хочется выделить три сюжета, каждый из которых занимает в книге немало места. Во-первых, примечательны страницы, на которых описывается диссидентская жизнь Гавела; процесс его превращения из фрондирующего, но относительно «системного» драматурга был серьезно спровоцирован «Пражской весной», и последующей «нормализацией». Во-вторых, бросается в глаза очень важная деталь характера Гавела – его умение (и желание) находить точки соприкосновения с людьми самых разных взглядов, эта черта окажется крайне важной для его политической карьеры. В-третьих, заслуживают пристального внимания те страницы книги, на которых рассказывается об опыте посткоммунистического перехода в Чехословакии (а затем – Чехии): при чтении сами собой вспоминаются не столько дебаты перестроечных лет в Советском Союзе, сколько идущие в российском обществе с середины 2010-х дискуссии о политическом будущем страны.
Есть и еще один, очень важный, но малозаметный вне сравнительного контекста, момент. В ходе «бархатной революции» 1989-го к власти в Чехословакии пришли (как и в других странах Центральной Европы) бывшие диссиденты, в то время как силовые структуры и многие партийные функционеры оказались бесповоротно оттеснены от принятия решений. Да, некоторые перекрасившиеся коммунисты воспользовались лазейками в законе о люстрации (история с ней – одна из самых интересных глав в книге), но в целом, руководили страной с 1990-х люди, находившиеся в оппозиции – более или менее жесткой – диктаторскому режиму. В России же на вершине власти оказались вовсе не люди вроде Андрея Сахарова или Владимира Буковского, но в первую очередь аппаратчики и технократы, люди может быть изворотливые и опытные в бюрократических интригах, но редко находившиеся в конфронтации с советской системой. Один из постоянных рефренов гавеловских текстов с 1970-х до 1990-х – то унижение, которое вызывал у людей лицемерный марксистский режим, заставляя их повторять ложь о самом лучшем обществе в мире. Этот мотив из речей российских политиков выветривается быстро, заменяясь всеобъемлющим страхом «коммунистического реванша». Гавел же вполне четко осознавал и транслировал мысль, что коммунистический режим потерпел свое главное поражение именно в сфере духовной, точнее даже – в сфере признания: отказывая своим гражданам в самостоятельности, он при этом систематически унижал их чувство собственного достоинства, и его моральное банкротство предшествовало политическому.
В этом и заключается главное достоинство книги: будучи прекрасно написанной (стиль Беляева легок, но отнюдь не поверхностен) биографией иностранного политика, она также во многом является очерком истории Чехословакии, и в чем-то также и анализом актуального для России исторического примера, высвечивающего некоторые ключевые проблемы демократического транзита.
В этом и заключается главное достоинство книги: будучи прекрасно написанной (стиль Беляева легок, но отнюдь не поверхностен) биографией иностранного политика, она также во многом является очерком истории Чехословакии, и в чем-то также и анализом актуального для России исторического примера, высвечивающего некоторые ключевые проблемы демократического транзита.
