В грандиозной и трагической истории советского проекта фигура Ленина занимает центральное место. Без колоссальной энергии этого человека невозможно представить ни бурную осень 1917-го, ни возникновение Советского Союза в привычной нам форме, ни развитие международного марксизма в ХХ столетии. В этой связи особенно любопытной представляется небольшая книга Дьёрдя Лукача о Ленине, написанная вскоре после смерти «вождя мирового пролетариата», и призванная очертить основные категории ленинского мышления в контексте революционной эпохи.
Лукач не претендует ни на подробное жизнеописание Ленина, ни на точное определение ленинского вклада в русскую революцию. Цель книги – показать взаимосвязь теории и практики в мышлении Ленина как важнейшего деятеля в современном марксизме. Значение Ленина как исторической личности, подчеркивает Лукач, заключается прежде всего в том, что именно благодаря уникальному сочетанию стратегии и тактики в ленинской политике победа социализма в России стала возможной. А это сочетание, в свою очередь, было обеспечено тотальностью ленинского образа мыслей, в котором теснейшим образом переплетались прагматизм и радикализм, глубокое чувство потребностей момента наряду с умением видеть долгосрочные перспективы.
В книге шесть глав, каждая из которых раскрывает тот или иной аспект в системе взглядов Ленина, показывая их неразрывное единство. В первой главе Лукач указывает, что все ленинское мышление определялось перспективой революции – формы, детали и сроки ее могли варьироваться, однако вся работа вождя большевиков была подчинена подготовке к революционным потрясениям. Вторая глава посвящена роли пролетариата как авангарда революции: опора на этот класс, подчеркивает Лукач, позволила Ленину и его партии выиграть решающие схватки революционного периода. Более подробно роль большевистской партии рассматривается в третьей главе, где Лукач обосновывает необходимость жесткой партийной дисциплины и четкой организации, без которых захват власти в 1917-м не мог бы состояться. Четвертая глава описывает всемирно-исторический контекст русской революции, увязывая практические действия Ленина в 1917-м году с его теорией империализма как преддверия гибели капиталистической формации. Вслед за этим в пятой главе Лукач говорит о важности ленинского понимания государства как орудия классовой борьбы, вырванного пролетариатом из рук буржуазии. Последняя глава обозначает основные направления внешней политики Ленина как руководителя Советской России, обращаясь к перспективе европейской революции, и вопросам выживания пролетарского государства в условиях капиталистического окружения.
В книге шесть глав, каждая из которых раскрывает тот или иной аспект в системе взглядов Ленина, показывая их неразрывное единство. В первой главе Лукач указывает, что все ленинское мышление определялось перспективой революции – формы, детали и сроки ее могли варьироваться, однако вся работа вождя большевиков была подчинена подготовке к революционным потрясениям. Вторая глава посвящена роли пролетариата как авангарда революции: опора на этот класс, подчеркивает Лукач, позволила Ленину и его партии выиграть решающие схватки революционного периода. Более подробно роль большевистской партии рассматривается в третьей главе, где Лукач обосновывает необходимость жесткой партийной дисциплины и четкой организации, без которых захват власти в 1917-м не мог бы состояться. Четвертая глава описывает всемирно-исторический контекст русской революции, увязывая практические действия Ленина в 1917-м году с его теорией империализма как преддверия гибели капиталистической формации. Вслед за этим в пятой главе Лукач говорит о важности ленинского понимания государства как орудия классовой борьбы, вырванного пролетариатом из рук буржуазии. Последняя глава обозначает основные направления внешней политики Ленина как руководителя Советской России, обращаясь к перспективе европейской революции, и вопросам выживания пролетарского государства в условиях капиталистического окружения.
Более всего книга интересна тем, насколько умело Лукач ставит жизненный опыт Ленина в глобальный контекст развития марксистской мысли. Такая перспектива помогает понять важность Ленина не просто как талантливого политика или глубокого теоретика, но прежде всего великого революционера, важнейшего наследника Маркса. Можно (с полным правом) доказывать, что Ленин исказил или вовсе отбросил многие положения марксовой теории, однако куда важнее то, что именно ленинский опыт партийного строительства и революции оказал фундаментальное влияние на историю ХХ столетия.
Лукач, надо отдать ему должное, безукоризненно последователен в своей точке зрения. Он раз за разом возвращается к мысли о том, что перспектива неизбежной революции требовала от Ленина и его партии жесточайшей дисциплины и подавления инакомыслия – но такова цена победы в борьбе за неограниченную власть. И действительно, на первый взгляд успех большевиков в 1917-м выглядит чистой случайностью: маргинальная партия, ведомая лидером-радикалом, внезапно встает во главе огромной страны – и это в год, когда правительства сменялись чуть ли не каждый месяц. Но, в отличие от прочих партий и движений, большевики были готовы к этой случайности – именно благодаря тому, что вся их работа годами строилась на ожидании революции. В условиях мирного времени подобная партия была обречена оставаться на задворках политической жизни, но Ленину и не нужна была рутинная парламентская политика. Он готовил свою партию для всемирно-исторической задачи, требующей жестокости и решительности, а вовсе не деликатности или компромиссов.
И хотя Ленина нередко изображали как хитроумного оппортуниста или гениального импровизатора, Лукач показывает, что подобные характеристики лишь затеняют центральный элемент ленинского образа мысли – то самое умение в череде тактических решений сохранять стратегическую перспективу. С осени 1917-го главной целью Ленина было выживание большевистского режима в России, и эта цель была достигнута за счет целого ряда болезненных уступок и отступлений - от Брестского мира до введения НЭПа. В этом смысле книга Лукача представляет собой образцовый марксистский анализ ленинской мысли, помещенный в широкий конкретно-исторический контекст.
Но, разумеется, именно на фоне столь блестящего анализа особенно ярко видна ограниченность всей ортодоксально-марксистской парадигмы. Лукач, например, упускает из виду проблему управления государством, просто повторяя, вслед за Лениным, клишированные формулировки из «Государства и революции», и сводя вопросы организации новых институтов власти к «учету и контролю». Постоянно говоря о длительном вызревании классовых противоречий, Лукач – вновь опираясь на ленинский подход – при этом всеми силами пытается изобразить стремительный переход от буржуазной к пролетарской революции как нечто естественное. Хотя, вообще говоря, победа буржуазных сил в начале 1917-го должна была означать лишь начало длинного пути к более-менее развитому капитализму, а вовсе не скачок в царство пролетарской свободы осенью того же года. Наконец, оценивая перспективы европейской революции – что было ясно даже на момент написания книги в 1924-м – Лукач выдает желаемое за действительное. Опять-таки, уже к этому времени проницательные марксистские критики (вспомнить хотя бы Каутского) неоднократно указывали на то, что революция в России означает не предвестие гибели мирового капитализма, но – в лучшем случае – форсированную модернизацию отсталой страны под руководством партийной диктатуры.
Все это, однако, не умаляет достоинств книги, но скорее подчеркивает ошибочность того самого ленинского образа мыслей, взятого в более широкой перспективе. И главные провалы Ленина как политика – часто вопреки мастерству изложения Лукача – лучше всего видны именно в общей оценке революционной ситуации. Вопреки ожиданиям большевиков, европейский капитализм выстоял и пережил все потрясения, так что на исходе жизни Ленину пришлось лихорадочно искать решение проблемы изоляции Советской России. Что не менее важно, ленинская партия столкнулась с необходимостью организовать управление огромной страной – задача, которая всерьез никогда не рассматривалась большевиками до захвата власти. И весьма символично, что упадок и смерть Ленина совпадают с концом революции и гражданской войны. Лукач пытается замаскировать теоретические прорехи ленинской мысли, жонглируя диалектикой и отсылками к Марксу, но его полемическая энергия не может компенсировать зияющие пробелы ленинского мышления в понимании институтов государства, равно как и фатальную переоценку слабостей капитализма. Зато анализ Лукача вскрывает (опять-таки, вопреки желанию его самого) трагическую иронию ленинского мышления: лидер революции, призванной отменить капитализм, в итоге пришел к осознанию необходимости рыночной экономики для того, чтобы создать предпосылки выхода за пределы того самого капитализма.
Так что книга Лукача ценна в первую очередь даже не столько как попытка изобразить целостность ленинского мышления (хотя с этой задачей она вполне успешно справляется), сколько в качестве напоминания о фундаментальных недостатках ленинизма как идеологии. В свое время Гегель на страницах «Философии Права» заметил, что каждый народ приходит к пониманию свободы самостоятельно, и попытки силой втащить людей на новую ступень развития обречены на провал. Советский опыт революции (и, отчасти, весь опыт советского эксперимента) со всей возможной ясностью показывает, что перескочить через важные этапы на пути прогресса Истории нельзя – общества, не достигшие подлинного понимания свободы, неизбежно будут вновь поставлены перед этой задачей.
Лукач, надо отдать ему должное, безукоризненно последователен в своей точке зрения. Он раз за разом возвращается к мысли о том, что перспектива неизбежной революции требовала от Ленина и его партии жесточайшей дисциплины и подавления инакомыслия – но такова цена победы в борьбе за неограниченную власть. И действительно, на первый взгляд успех большевиков в 1917-м выглядит чистой случайностью: маргинальная партия, ведомая лидером-радикалом, внезапно встает во главе огромной страны – и это в год, когда правительства сменялись чуть ли не каждый месяц. Но, в отличие от прочих партий и движений, большевики были готовы к этой случайности – именно благодаря тому, что вся их работа годами строилась на ожидании революции. В условиях мирного времени подобная партия была обречена оставаться на задворках политической жизни, но Ленину и не нужна была рутинная парламентская политика. Он готовил свою партию для всемирно-исторической задачи, требующей жестокости и решительности, а вовсе не деликатности или компромиссов.
И хотя Ленина нередко изображали как хитроумного оппортуниста или гениального импровизатора, Лукач показывает, что подобные характеристики лишь затеняют центральный элемент ленинского образа мысли – то самое умение в череде тактических решений сохранять стратегическую перспективу. С осени 1917-го главной целью Ленина было выживание большевистского режима в России, и эта цель была достигнута за счет целого ряда болезненных уступок и отступлений - от Брестского мира до введения НЭПа. В этом смысле книга Лукача представляет собой образцовый марксистский анализ ленинской мысли, помещенный в широкий конкретно-исторический контекст.
Но, разумеется, именно на фоне столь блестящего анализа особенно ярко видна ограниченность всей ортодоксально-марксистской парадигмы. Лукач, например, упускает из виду проблему управления государством, просто повторяя, вслед за Лениным, клишированные формулировки из «Государства и революции», и сводя вопросы организации новых институтов власти к «учету и контролю». Постоянно говоря о длительном вызревании классовых противоречий, Лукач – вновь опираясь на ленинский подход – при этом всеми силами пытается изобразить стремительный переход от буржуазной к пролетарской революции как нечто естественное. Хотя, вообще говоря, победа буржуазных сил в начале 1917-го должна была означать лишь начало длинного пути к более-менее развитому капитализму, а вовсе не скачок в царство пролетарской свободы осенью того же года. Наконец, оценивая перспективы европейской революции – что было ясно даже на момент написания книги в 1924-м – Лукач выдает желаемое за действительное. Опять-таки, уже к этому времени проницательные марксистские критики (вспомнить хотя бы Каутского) неоднократно указывали на то, что революция в России означает не предвестие гибели мирового капитализма, но – в лучшем случае – форсированную модернизацию отсталой страны под руководством партийной диктатуры.
Все это, однако, не умаляет достоинств книги, но скорее подчеркивает ошибочность того самого ленинского образа мыслей, взятого в более широкой перспективе. И главные провалы Ленина как политика – часто вопреки мастерству изложения Лукача – лучше всего видны именно в общей оценке революционной ситуации. Вопреки ожиданиям большевиков, европейский капитализм выстоял и пережил все потрясения, так что на исходе жизни Ленину пришлось лихорадочно искать решение проблемы изоляции Советской России. Что не менее важно, ленинская партия столкнулась с необходимостью организовать управление огромной страной – задача, которая всерьез никогда не рассматривалась большевиками до захвата власти. И весьма символично, что упадок и смерть Ленина совпадают с концом революции и гражданской войны. Лукач пытается замаскировать теоретические прорехи ленинской мысли, жонглируя диалектикой и отсылками к Марксу, но его полемическая энергия не может компенсировать зияющие пробелы ленинского мышления в понимании институтов государства, равно как и фатальную переоценку слабостей капитализма. Зато анализ Лукача вскрывает (опять-таки, вопреки желанию его самого) трагическую иронию ленинского мышления: лидер революции, призванной отменить капитализм, в итоге пришел к осознанию необходимости рыночной экономики для того, чтобы создать предпосылки выхода за пределы того самого капитализма.
Так что книга Лукача ценна в первую очередь даже не столько как попытка изобразить целостность ленинского мышления (хотя с этой задачей она вполне успешно справляется), сколько в качестве напоминания о фундаментальных недостатках ленинизма как идеологии. В свое время Гегель на страницах «Философии Права» заметил, что каждый народ приходит к пониманию свободы самостоятельно, и попытки силой втащить людей на новую ступень развития обречены на провал. Советский опыт революции (и, отчасти, весь опыт советского эксперимента) со всей возможной ясностью показывает, что перескочить через важные этапы на пути прогресса Истории нельзя – общества, не достигшие подлинного понимания свободы, неизбежно будут вновь поставлены перед этой задачей.
