Великолепная работа, подлинная классика либеральной мысли – весьма современно выглядит и сегодня, через несколько столетий после выхода. По крайней мере, для стран, желающих избавиться от авторитарного режима. Книга состоит из двух частей (собственно, трактатов), а неофициальной третьей частью («срединным текстом») можно считать «Послание о веротерпимости», изданное до выхода первого и второго трактатов. В первом трактате Локк разбирает (и нещадно критикует) доктрину, предложенную Робертом Филмером в его книге «Патриарх», где обосновывается неизбежность (и естественность) абсолютной королевской власти. Хотя книга Филмера была издана лишь через много лет после его смерти, в 1680 г., его идея нашла достаточно большое количество сторонников, чтобы заставить Локка взяться за перо и ответить пропагандистам «божественного права королей». Во втором трактате Локк излагает основания собственной политической доктрины, и именно за этот текст его помнят лучше всего. Этот трактат вполне самостоятелен, хотя в полной мере локковская концепция может быть оценена именно если читать обе части последовательно: в первом дается критика одного проекта, во втором – предлагается своя альтернатива.
В первом трактате очень ярко виден полемический талант Локка: он очень последовательно, с многочисленными цитатами, воспроизводит филмеровские тезисы – и немедленно их громит, причем делает это очень впечатляюще. Хотя я еще не прочел критикуемый текст (если кому-то интересно, он давно лежит в публичном доступе), все же нельзя не согласиться с Локком в том, что излагаемая Филмером доктрина чудовищно архаична, даже по меркам XVII века (по крайней мере, если речь идет об Англии). Он строит свою аргументацию на параллелях между властью отца и властью монарха, отрицает естественную свободу человека и возводит необходимость повиновения монарху из того, что короли являются наследниками Адама, имевшего верховную власть над всей Землей. Локк рушит все филмеровские доводы и выводы, причем делает это даже не через предложение альтернативы (это позже), а через вскрытие огромного количества логических противоречий в тексте, а также указывая на подтасовки в цитируемых текстах (главным образом – библейских).
Во втором трактате Локк столь же последовательно обрисовывает ключевые черты оптимального политического строя. Любопытно, что при всей точности формулировок он, видимо, не различает понятия «гражданское общество» и «государство» (или «содружество»): второе для него, кажется, лишь расширенный вариант первого (поскольку и то и то образуется посредством соглашения людей). Локк, что тоже важно, разбирает вопрос, о котором ничего не говорит Томас Гобсс: если король ошибается (а он человек, и значит, рано или поздно будет ошибаться, и не один раз), то появляется необходимость ввести ограничения монархической (да и вообще любой) власти. Этими ограничениями являются не только законы, но также и естественные права людей (которые, кстати, принципиально неотчуждаемы, и должны защищаться правительством в любом случае). Для свободы у Локка есть теологическое обоснование: это свойство человека, которым его наделил Бог, и следовательно, свобода человека неприкосновенна. Что касается собственности, то Локк делает источником ценности труд (через полтора столетия Карл Маркс разовьет эту идею до абсолютного предела), и указывает, что главная цель образования государства – стремление человека не только к самосохранению, но и к сохранению собственности.
В то же время нельзя не отметить очень важный пробел в локковской мысли – пробел логичный, учитывая исторический контекст его работы, но все же очень заметный в современном мире. Локк очень много говорит о разделении властей, об ограничениях власти… но ровным счетом ничего не говорит о нации. Он иногда говорит о «народе», но лишь вскользь, и совершенно не конкретизирует это понятие, из-за чего в его теории очень заметны слабые места. Так, например, Локк пишет, что политическая власть устанавливается через соглашение, в котором может участвовать «любое число людей», т.е. любой человек может стать членом любого государства. Даже если допустить такое, все равно немедленно возникает вопрос: как тогда объяснить существование множества государств, объединенных в международную систему? Каков тот критерий, согласно которому некоторое количество людей создает государство А, а другое количество людей – устанавливает государство В? Локк не говорит об этом ни слова, хотя вариантов ответа можно дать не меньше двух: династический (группы отличаются по тому, кого они выбирают монархом) или национальный (группы отличаются по этничности и культуре). Другой очень зримый пробел в его системе – убеждение, что человек не может сознательно пожелать ухудшить свое состояние (это противоречит естественному разуму), проголосовав за то, что невыгодно в долгом сроке.
Из начала XXI века, который имеет за плечами яркий опыт как минимум одной страны, где население добровольно проголосовало за диктатора, это утверждение кажется очень наивным, но и грустным одновременно. Локк, кажется, вообще не допускает мысли о том, что человек может не видеть дальше собственного носа, и на этом основании спокойно выберет, условно говоря, ограничение свободы «вообще» на батон хлеба «сейчас» (или «вообще и всегда»). Если же резюмировать политический проект Локка, то можно сказать, что он звучит очень современно: это правление, основанное на признании за подданными неотъемлемых прав (включая права на жизнь и собственность), и подчиненное публично провозглашенным законам, не нарушающим естественные свободы человека.
Во втором трактате Локк столь же последовательно обрисовывает ключевые черты оптимального политического строя. Любопытно, что при всей точности формулировок он, видимо, не различает понятия «гражданское общество» и «государство» (или «содружество»): второе для него, кажется, лишь расширенный вариант первого (поскольку и то и то образуется посредством соглашения людей). Локк, что тоже важно, разбирает вопрос, о котором ничего не говорит Томас Гобсс: если король ошибается (а он человек, и значит, рано или поздно будет ошибаться, и не один раз), то появляется необходимость ввести ограничения монархической (да и вообще любой) власти. Этими ограничениями являются не только законы, но также и естественные права людей (которые, кстати, принципиально неотчуждаемы, и должны защищаться правительством в любом случае). Для свободы у Локка есть теологическое обоснование: это свойство человека, которым его наделил Бог, и следовательно, свобода человека неприкосновенна. Что касается собственности, то Локк делает источником ценности труд (через полтора столетия Карл Маркс разовьет эту идею до абсолютного предела), и указывает, что главная цель образования государства – стремление человека не только к самосохранению, но и к сохранению собственности.
В то же время нельзя не отметить очень важный пробел в локковской мысли – пробел логичный, учитывая исторический контекст его работы, но все же очень заметный в современном мире. Локк очень много говорит о разделении властей, об ограничениях власти… но ровным счетом ничего не говорит о нации. Он иногда говорит о «народе», но лишь вскользь, и совершенно не конкретизирует это понятие, из-за чего в его теории очень заметны слабые места. Так, например, Локк пишет, что политическая власть устанавливается через соглашение, в котором может участвовать «любое число людей», т.е. любой человек может стать членом любого государства. Даже если допустить такое, все равно немедленно возникает вопрос: как тогда объяснить существование множества государств, объединенных в международную систему? Каков тот критерий, согласно которому некоторое количество людей создает государство А, а другое количество людей – устанавливает государство В? Локк не говорит об этом ни слова, хотя вариантов ответа можно дать не меньше двух: династический (группы отличаются по тому, кого они выбирают монархом) или национальный (группы отличаются по этничности и культуре). Другой очень зримый пробел в его системе – убеждение, что человек не может сознательно пожелать ухудшить свое состояние (это противоречит естественному разуму), проголосовав за то, что невыгодно в долгом сроке.
Из начала XXI века, который имеет за плечами яркий опыт как минимум одной страны, где население добровольно проголосовало за диктатора, это утверждение кажется очень наивным, но и грустным одновременно. Локк, кажется, вообще не допускает мысли о том, что человек может не видеть дальше собственного носа, и на этом основании спокойно выберет, условно говоря, ограничение свободы «вообще» на батон хлеба «сейчас» (или «вообще и всегда»). Если же резюмировать политический проект Локка, то можно сказать, что он звучит очень современно: это правление, основанное на признании за подданными неотъемлемых прав (включая права на жизнь и собственность), и подчиненное публично провозглашенным законам, не нарушающим естественные свободы человека.
